По дороге на вокзал женщина по-прежнему ни о чем меня не расспрашивала, а рассказала подробнее о том, как болезнь сына привела их обоих к вере православной. И ее малопонятная доброта показалась вдруг вполне естественной и даже закономерной.
Метались они с сыном в поисках исцеления по тем же адресам, по каким и все в подобных ситуациях. И так же безуспешно, как и большинство. В том, что остановили свой взгляд на Церкви, как на источнике духовного здоровья, тоже нет ни чего исключительного. Многие начинают креститься, когда грянет гром. Идут в храм, ставят свечи за здравие, а потом говорят, что все без толку – не помогает. И не поможет ни когда в таком варианте, потому что Богу нужна наша вера, а не воск, расплавившийся перед иконой.
Иные делают следующий шаг, прибегают к таинствам – крещению, исповеди, причастию, соборованию. И тоже, случается, недоумевают, когда не видят результата. Напрасно считать, что обращение к Церкви то же, что и визит к экстрасенсу по схеме: сеанс – результат. Но если человек глубже понимает Православие, он начинает постигать: для того, чтобы получить благодатную помощь от Бога, необходимо в корне изменить всю свою жизнь в соответствии с Господними заповедями.
Такая вот необычная медицина. Чтобы выздороветь, надо любить людей. Господь помог матери и сыну, потому что они, проникшись духом Православия, стремятся совершать дела любви по отношению и к ближним, и к дальним. В этом случае уже и свечи перед образами горят не напрасно, и таинства обретают огромную силу.
Мы с моей спутницей дошли до вокзала. Она попрощалась со мной с удивительной сердечностью. Таково свойство любви. Ее на всех хватает, сколько не трать, а только больше становится. Все с ее сыном будет нормально. Она верит в это. Теперь в это верю и я.
Болезни во спасение
Когда мне сказали, что протодиакон Андрей Кураев в одной из своих лекций весьма неуважительно отозвался о богословии святителя Игнатия Брянчанинова – не поверил. Точнее, подумал, что это сильно преувеличено. Кураев, кажется, ещё ни разу своих с чужими не перепутал. Потом с изумлением обнаружил в Интернете приписываемое Кураеву утверждение, что «Игнатий Брянчанинов плохо понимал Православие». Поверить в это было ещё труднее. Отец Андрей – слишком тонкий мыслитель, чтобы заниматься заурядным хамством. А потом посмотрел видеофрагмент лекции Кураева, где речь шла о Святителе Игнатии. И тогда пришлось поверить. Протодиакон Андрей Кураев на самом деле крайне неуважительно и совершенно некорректно отозвался о богословии святителя.
Самое странное в том, что в лекции, носившей название «Болезнь технаря в Православии», отец протодиакон упомянул святителя Игнатия вскользь, лишь как один из отрицательных примеров и, разумеется, без серьёзного «разбора полётов». А вряд ли стоило «походя пинать» одного из самых авторитетных богословов нашей Церкви, словно зарвавшегося псаломщика. Полемике с учением святителя Игнатия можно посвятить жизнь, во всяком случае – диссертацию, но уж никак не 5 минут во время одной из бесчисленных лекций. Отсюда, видимо, вообще-то не свойственная Кураеву легковесность аргументов.
Вот, дескать, митрополит Филарет Московский запретил публиковать какие-либо сочинения епископа Игнатия. Да мало ли в жизни бывает недоразумений? Если у святителя Игнатия могли быть богословские ошибки, то кто нам сказал, что у святителя Филарета не могло быть ошибок административных? А ведь это было именно административное решение, основанное на впечатлении от человека. Ничего неизвестно о том, что святитель Филарет выступал с критикой богословских идей святителя Игнатия, во всяком случае, профессор Кураев ни слова об этом не говорит.
Не стоило г-ну профессору вспоминать и о том, что святитель Игнатий даже в семинарии не учился. Это тоже не аргумент. Или аргумент? Если вспомнить о том, что господин Кураев – доктор богословия, то кто такой, по сравнению с ним, какой-то неучёный кавказский епископ? Ну неужели мы вот на таком уровне будем говорить?
В интернетовской полемике по поводу его лекции г-н Кураев попросту залепил одному из своих оппонентов: «Юноша, Вам не кажется, что в вашем нежном возрасте можно было бы не объявлять войну профессорам богословия?». Ах, отец Андрей, да когда же ещё объявлять войну профессорам, как не в самом нежном возрасте? Ведь, поседев, мы уже никому не объявляем войну, предпочитая лениво отплёвываться: «Я – профессор, а ты – помолчи». Ну неужели это достойно богослова: святых попрекать отсутствием образования, а молодёжь – возрастом?