Мы принадлежим к Русской Православной Церкви. Это очень просто и понятно. А вы к какой? Сейчас процитирую ваше название с вашего же официального документа: «Православная Российская Катакомбная Церковь юрисдикции Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей». Вы сами-то в состоянии понять, что значат эти 11 слов? ПРКЦюАСРПЦЗ. Просто и со вкусом? Можно бы тут каждую букву объяснить, жаль только время тратить. И всё равно никто не сможет понять, что за «неведома зверюшка» должна родиться, если скрестить катакомбников и зарубежниками.
Одна фраза из вашего искового заявления заставила меня схватиться за сердце: «Статья в газете «Новая жизнь» грозно критикует религиозные течения, признанные православными, но конкурирующие с монополистом – Русской Православной Церковью…». Братья и сестры, вы хотя бы прочитали это, прежде чем подписать? Монополизм, конкуренция – это же категории бизнеса. Как же можно объяснять духовную реальность в экономических терминах? Протестанты очень любят это делать, но ведь вы же не протестанты. Вы что, хотите, чтобы было «много церквей, хороших и разных», и они бы друг с другом конкурировали язычникам на потеху? Вы, конечно, помните Символ Веры: «Верую… во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Церковь всегда одна, потому что Глава Церкви – Христос. А кому не нравится «монополизм» Христа? Кто хочет «конкурировать» со Христом? Ответ вам известен. У вас волосы дыбом не встают?
4. Опять про боль
Один из истцов писал про интервью отца Алексия Мокиевского: «Автор и заказчики статьи достигли свой цели: у многих, связанных многолетней дружбой односельчан… испортились между собой добрые отношения». А ведь это действительно очень горько, что через село Ферапонтово пролегла словно незримая линия фронта, разделившая односельчан, почти родных людей, на своих и чужих по религиозным убеждениям. И нельзя просто так мимоходом отмахнуться от чужой боли, пренебрежительно бросив: «Сами виноваты». Да мы все, всегда и во всём виноваты сами, но ведь людей-то жалко.
Только, братья, надо всё же назвать по имени источник этой боли. До тех пор, пока в Ферапонтове не появился «епископ» Афанасий – не было никакой религиозной вражды между земляками. Без Афанасия там и сейчас всё было бы нормально, и люди продолжали бы дружить, как это было всегда. А при чём тут отец Алексий, если он всего лишь выполнил свой пастырский долг, назвав вещи своими именами? Вам бы хотелось, чтобы наши пастыри молчали, а говорили бы только ваши?
В кассационной жалобе говорится, что та публикация принесла истцам «моральные страдания». Верю в искренность этих слов и отнюдь не считаю их пустым звуком. Человек, узнавший правду о себе, всегда страдает, потому что эта правда почти никогда не бывает приятной, у каждого из нас грехов выше крыши. Но на то и боль, чтобы сигнализировать об опасности, в данном случае – об опасном духовном состоянии. Неужели кому-то хочется губить свою душу под наркозом, так чтобы ничего не чувствовать? Если кто-то критикует наши убеждения, а мы не чувствуем боли, так это значит, что мы либо святые, либо мёртвые. Святые – вряд ли, так слава Богу, что хоть живые.
Суд во спасение
Что не сделает мать, спасая жизнь своего ребёнка? Она пойдёт на любые жертвы, лишь бы отвести беду, нависшую над сыном или дочерью. Это никого не удивит, потому что в мире людей так было, так есть и так будет. А если чужие люди спасают жизнь ребёнка, а мать усиленно им мешает? Да так успешно мешает, что ребёнка приходится защищать от родной матери в судебном порядке. Это не укладывается в голове, но это реальная ситуация.
В Вытегорскую районную больницу в июне 2010 года поступила девочка Настя 1998 года рождения. Насте сделали срочную операцию и отправили в Вологодскую областную больницу. Состояние девочки было тяжёлым, её поместили в реанимационное отделение, требовалось срочное и неоднократное применение препаратов донорской крови. Тогда мать девочки запретила врачам применять содержащие кровь препараты. Родители Насти принадлежат к религиозной организации «Свидетели Иеговы», а у иеговистов, как известно, существует запрет на переливание крови. Врачи разъяснили матери, что переливание должно быть проведено незамедлительно, иначе девочка может умереть. Тем не менее, мать написала письменный отказ от переливания крови дочери и расписалась в том, что возможные последствия ей разъяснены. Врачи с этого момента уже не несли юридической ответственности за жизнь девочки, но сочли за благо сообщить о возникшей ситуации в прокуратуру.