***
Вот уже полгода, как я вернулся из Оптинской пустыни, а писать об этом, вопреки своему обыкновению, начал только сейчас. Если бы сразу же взялся за перо, то, наверное, пришлось бы его изломать, не выдавив из себя ни единой строчки – внутреннее содержание поездки ускользало, ни как не выражаясь. Да и скрывался ли хоть какой-нибудь второй план за чередой мгновенно промелькнувших впечатлений? Может да, а может нет.
Но вот впечатления понемногу улеглись, мозаичные камушки сами по себе сложились в изображение, и Оптина спокойно не торопясь вошла в меня. Вошла во всем том объеме, в каком открылась.
***
Что есть Оптина? Оптина – это старцы. А старец – это не просто старый монах. Это нечто опять-таки с трудом выразимое. Может быть, наставник на уровне пророка? Старцы наставляли в духовной жизни, в делах и поступках не только монастырских насельников, но и еще половину России. К ним ехали и шли за сотни и тысячи километров. Порою, чтобы задать всего один вопрос. Иногда – чтобы засыпать вопросами. Шли и с житейским, и с духовным. С пустыми руками никто не возвращался, и не было раскаявшихся среди тех, кто последовал совету старца. Это подтвердилось опытом десятилетий.
Первый старец – о. Леонид (в схиме – Лев) пришел в Оптину уже опытным монахом в 1829 году. Потом были о. Макарий, о. Амвросий, о. Иосиф, о. Варсонофий, о. Анатолий и другие. Россия рыдала у них на груди без малого сто лет. И пока рыдала о своих грехах – получала прощение. Последнего духовника пустыни о. Никона большевики изгнали отсюда в 1924 году. Россия, словно под наркозом, уже не чувствовала своих грехов. Ее готовили под нож.
Зачем я шел сюда весной 1995 года? Старцев здесь больше нет или, во всяком случае, мне об этом ни чего не известно. А вопросов, на которые, кажется, только старец и мог бы ответить, накопилось не мало. И вот непонятным образом возникла уверенность, что на все мои вопросы ответит сам монастырь, сама эта земля, где покоятся тела старцев, сам собор, где почивают мощи преподобного Амвросия.
Услышь меня, Оптина. Узри меня.
***
Оптина пустынь всем дает на одни сутки бесплатные ночлег и питание. Паломников размещают в Иоанно-Предтеченском скиту, в здании бывшей церкви, вместе с послушниками. Пока я оформился, достоял в храме службу и поел, на улице уже была кромешная темнота.
– А где скит? – спросил я, выйдя из трапезной.
– Иди через лесок на горящий фонарь, – ответили мне.
Лесок этот, сразу же за монастырем, небольшой, и скит совсем близко, едва ли в километре. Но он так добротно был упакован в деревья и темноту, что виднелся лишь сам фонарь. Заблудиться при таком раскладе невозможно, а вот попасть в лужу, разорвать брюки о сучек или оцарапать лицо веткой – совсем не сложно. Интересно все-таки идти на огонь, когда не видишь ни чего, кроме огня. Есть в этом что-то мистическое.
На первом этаже бывшего храма на вахте меня встретил симпатичный молодой послушник, не перестававший очень тепло улыбаться. "Братик трапезничал?" – первым делом поинтересовался он и, получив утвердительный ответ, проводил меня на второй этаж, показал койку. Взглянул я на свой ночлег и стало мне тоскливо до бесприютности. Таким контрастным душем поливала меня Оптина все то время, пока я был в ней. Сначала теплая улыбка, ласковая забота, и тут же – тюремно-казарменные двухярусные кровати, закинутые казенными одеялами, стены цвета вечной тоски и дверные проемы без дверей. Ну нет там дверей. И не ищите. Косяки есть. А дверей нет.
Сразу, как зайдешь – обширное помещение, где стоят шесть двухярусных кроватей. Из этого "зала" – четыре дверных проема (к ним на пару гвоздей приколочены одеяла) ведущие в комнатки, где по две кровати. Только крайняя степень усталости способна была смягчить впечатление от этого жилища, которое, к тому же, пребывало в разваленно-ремонтном состоянии. Где угол вывалился, где доски свалены прямо на полу – успевай перешагивать. В 22 часа – вечернее правило (общая молитва) и все – отбой, а точнее – полная отключка.
Да, быт оптинских послушников удручающе уныл и казенно-коммунален. Но сюда рвется немало молодых, красивых, умных, сильных парней. Они теряют все, что цениться в миру, попадая на эти нары. А что приобретают взамен? Вопрос не простой, но очень важный, в том числе и для тех, кто в монастырь уходить не собирается. Ответив на него, можно разрешить очень многие внутренние личные проблемы.
***
Послушников от паломников здесь невозможно отличить – одеты похоже, спят вперемежку, а в местных порядках разбираются, кажется, все, кроме меня. В общей комнате друг с другом ни кто не заговаривает – каждый весь при всех, но сам по себе. Твоего уединения, которым здесь дорожат, ни кто не разрушит, ни кто не пристанет с разговором, не спросит о том, о чем сам не захочешь сказать. Но это не ледяное безразличие вокзального зала ожидания. Попроси о помощи первого же, кто окажется рядом, и для тебя спокойно, без суеты сделают все, что только смогут.