Князь Георгий с племянниками стояли в ожидании татар на реке Сити, а в это время татары уже брали приступом Успенский собор Владимира, где вместе с другими горожанами укрылась и княжеская семья. Татары выломали двери и подожгли собор изнутри. В огне горели жена, дочь и маленький сын князя Георгия, укрывшиеся на хорах собора. Епископ Митрофан успел постричь их в схиму, когда татары уже ломали двери. Из дыма и пламени, которые заполнили собор, святые души княгини и княжичей, новопостриженных иноков и страстотерпцев, устремились к невечернему свету, к Небесному Отечеству.
Гонец успел рассказать Георгию о гибели семьи. Теперь князю было тем более легко умирать, оставалось вместе с племянниками отдать души Богу и у Престола Всевышнего восстановить духовное единство большого гнезда Всеволодова.
После битвы архиепископ Ростовский Кирилл нашел тело князя Георгия с отрубленной головой, которая валялась на другом конце поля, и отвез княжеские останки в Ростов. А в 1239 году Ярослав, теперь уже великий князь, решил перевезти к себе во Владимир останки брата. Тогда и узнали, что отрубленная голова Георгия приросла во гробе к нетленному телу, как символ того единства, цельности, к которым во дни земной жизни неустанно стремился святой князь.
***
Вспомним, как погибал дядя Георгия, святой князь Андрей Боголюбский. Его кончина была страшнее, потому что убили свои. Собственные слуги составили заговор и настигли Андрея в покоях села Боголюбова, на том месте, где ему некогда явилась Пресвятая Богородица. Перед смертью князь – страстотерпец, обливаясь кровью, только и смог сказать: "Горе вам, нечестивые! Какое зло я вам сделал?"
Вскоре придут татары на Русь, но не до конца погубят русскую душу, потому что Отечество наше было искуплено отданными на заклание князьями – страстотерпцами Андреем и Георгием.
А в мае 1913 года Боголюбово посетил вместе с княжнами император Николай II. Он по большей части молчал, поклоняясь святыням владимирским и суздальским, являя образец духовной самоуглубленности, которая граничила с безучастностью ко всему окружающему. Но в Боголюбове государь заметно оживился, стал расспрашивать о подробностях гибели князя Андрея, захотел увидеть то место, где он погиб, и куда потом бросили его тело. Царь задавал много вопросов, скорбел о судьбе князя, который поплатился жизнью за то, что укреплял государство и служил Богу.
Царь уже знал от святых прозорливцев, что будет убит. Он готовился принести себя в жертву за народ, наверное испрашивал у князя Андрея святых молитв, чтобы укрепил его духовно страстотерпец, принесенный в жертву 739 лет назад. Скоро придут на Русь большевики, но не до конца погубят русскую душу, потому что Отечество наше было искуплено кровью отданного на заклание царя-страстотерпца.
А северный придел Успенского собора, где покоится семья князя Георгия, кажется, до сих пор лижут огненные языки. С южной стороны – мощи самого святого благоверного князя Георгия. А перед алтарем покоится воистину равноапостольный святой благоверный князь Андрей Боголюбский – духовный прародитель северорусского православного племени.
***
Мы зашли в Успенский собор Владимира во время богослужения – была возможность сразу же поклониться княжеским и архиерейским гробницам в северном и южном приделах. Вот только вокруг бродили зевающие иностранцы вместе с родственными им по духу россиянами. При них было как-то даже неловко креститься и делать поклоны. Душу наполнило тягостное ощущение духовной оккупации. Это не татары, которые лавиною вламывались в собор, жгли и убивали, а потом так же быстро убирались в свои степи. Эти могут струиться сюда до скончания века – бесконечным непрерывным потоком, лишая святое место благоговейной атмосферы, оскверняя святыни своим презрительным равнодушием ко всему духовному, терзая души православных паломников.
Впрочем… пусть они и на нас смотрят, зевая, пусть и мы будем для них вместе с этими гробницами "пережитками прошлого". Их презрительные усмешки мы как-нибудь переживем. Хозяева в этих древних стенах – святые благоверные князья, давно уже соединившиеся с Господом. И мы пришли к хозяевам. Так на кого еще оглядываться?
Плохо, что на святом месте мы, православные, по одиночке плаваем в мутных лужах интуризма и перестаем друг друга чувствовать, узнавать. Мы трагически разобщены, туристическая оккупация мешает нам ощутить себя единым народным организмом, мешает слиться в молитве. Опять появляется мрачный призрак духовной разобщенности, некогда погубившей Русь. Так не должны ли мы проявить хотя бы тысячную долю той твердости, которая требовалась нашим дедам исповедникам, противостоявшим безбожной стихии мира?