Юноша вдруг поймет, что его девушка уже не совсем человек, она скорее биоробот, определенным образом запрограммированный. Ее уже нет, есть только программа. Личность уничтожена. С таким же успехом можно было запрограммировать компьютер на "любовь" к своему хозяину. И тогда юноша поймет, что не понимал о чем просил. "Заставить любить" можно только в одном случае – уничтожив свободную волю человека, а это значит уничтожить самого человека, превратив его в биоробота.
Вот что получается: любовь без свободной воли принципиально невозможна, а человек создан для того, чтобы "любить и быть любимым". Если лишить человека свободной воли, любить он уже не сможет и тогда в его существовании не будет ни какого смысла, потому что и его самого уже не будет.
Но вот ведь какая штука: человек, наделенный свободной волей может выбирать между добром и злом. Если человек видит на обочине дороги раненого с тугим кошельком, он может выбирать, как поступить: все свои силы употребить на спасение раненого или взять кошелек и добить его. Второй вариант есть выбор в пользу зла. Откуда же берется зло? Из нашей свободы. Что надо сделать для того, чтобы "уничтожить зло"? Лишить человека способности выбирать, то есть сделать его биороботом, запрограммированным на добро. Вы хотите стать роботом? Большинство безусловно ответит: "Нет, нет, роботом быть не хочу". Тогда перестаньте донимать Бога требованием уничтожить зло. И перестаньте объявлять Бога не существующим, на том основании, что Он зло не уничтожает.
Положим, некоторое количество людей, пусть из вредности, но скажет: "Ну и пусть бы все были роботами, лишь бы ни кто ни кого не обижал". А вы не торопитесь так говорить. Боюсь, что в этом случае вы не только не сможете любить Бога и других людей. Вы и черную икру любить не сможете. Мужики не смогут любить рыбалку, женщины не смогут любить свои тряпки. Вы подумайте хорошенько, на фиг вам такая жизнь?
Итак, свобода – обязательное условие любви, а зло – неизбежное следствие свободы. Уничтожая зло, мы уничтожаем свободу, значит мы уничтожаем любовь, то есть уничтожаем себя, лишая этот мир всякого смысла.
Слезинка ребенка
Мне кажется, я уже слышу проклятия в свой адрес… Напрасно вы так, господа, не думайте, что я не понимаю. Да. Да. Да. Эти размышления очень абстрактны, а зло ужасающе конкретно. Если заглянуть в глаза невероятно страдающего ребенка, которого покалечил какой-то негодяй, куда полетят все теории. А если еще этот негодяй остался без наказанным и теперь нагло смеется над детскими страданиями и над поседевшими от горя родителями… И если мать из глубины растерзанного сердца восклицает: "Почему Бог этому не помешал? Ведь мог. Значит, не захотел. Ну тогда…" И дальше – поток богохульств. Ведь мы поймем эту мать. А если я подойду к ней и начну разглагольствовать о свободной воле? Она просто выцарапает мне глаза. И не настолько уж она будет не права.
А если мать вместо богохульств и проклятий будет молить Бога облегчить страдания ее ребенку и дать ей силы это выдержать? Если от всего этого, ее любовь к Богу ни на секунду не поколеблется? Что мы скажем? Она – святая.
Легко рассуждать, пока до дела не дошло. Легко говорить, пока тебя самого не коснулось. А когда дойдет и когда коснется? Что будет с моей верой в Бога, когда какое-нибудь страшное, невероятное по своему цинизму зло придет на мой порог? Не знаю. В моей жизни было много боли, но какого-то совсем страшного невообразимого зла, наверное, не было. Поэтому я не осуждаю тех, кто от горя начинает богохульствовать, теряет веру. Но я знаю, что они не правы. Простите мне теоретичность моего знания.