Чудеса, то есть некие иррациональные явления, играют по отношению к вере примерно такую же роль, как и рациональные научные доводы. Это костыли для духовно немощных. Иной человек может придти в Церковь потому что стал свидетелем чуда. Но это только пропуск. Это не паспорт. Чудо поможет придти в Церковь, но не поможет в ней жить. А с годами православие входит в кровь человека, растворяется в его душе, и человеку уже не нужны ни какие чудеса. Он их не отрицает, просто они становятся ему не сильно интересны, от них в его мироощущении уже ни чего не зависит. Человек вдруг начинает ощущать, как бесконечно и невыразимо прекрасен Христос. Красоту Господа нашего не передать ни какими словами, не объяснить самым сильным разумом, не отразить ни какими средствами из тех, что могут быть в распоряжении человека. Бесконечную красоту Христа можно только переживать в меру своих духовных возможностей. Это и есть основание нашей веры. Христос – наше главное чудо. Сверхчудо. Что еще можно к этому добавить?
Как жалко выглядели большевики со своей убогой кампанией по «разоблачению чудес». Эти духовно мертвые люди думали, что стоит подорвать веру народа в чудеса, как тут же исчезнет вера в Бога. Они просто не в силах были понять настоящих оснований религиозной веры. Ну вот вскрывают они мощи и видят там истлевшие кости вместо нетленного тела и самодовольно провозглашают: «Вот, смотрите, вас обманывали». Почему же никто не объяснил этим неучам и недоумкам, что нетленность мощей ни когда не была в православии прямым, и уж тем более необходимым доказательством святости покойного? Иногда мощи святых нетленны, а иногда – нет, и последнее ни когда не смущало православных.
Но ведь иногда православные и правда начинали носиться с нетленностью мощей, как с писаной торбой, придавая этому чуду слишком много значения. Иногда не сильно умные деревенские миссионеры слишком уж усердно тыкали в нос крестьянам нетленностью мощей, как одним из главных доказательств своей правоты. И тогда становятся понятными действия большевиков, которые, расковыряв мощи, ехидно хихикали: «А вот и нет ни какого чуда».
Конечно, рассказ о мощах свт. Спиридона Тримифунтского поражает воображение. Если за полторы тысячи лет даже кожные покровы его тела не утратили эластичность – это поразительно. Но тем ли мы поражаемся, чем стоило бы?
Недавно прошла информация о том, что раскопали тело одного буддийского монаха, похороненного несколько десятилетий назад. Тело совершенно нетленно. Причем, этот буддист еще при жизни предсказал свою грядущую нетленность, велев раскопать свое тело спустя много лет, что и сделали. А это разве не поразительный факт? Тут такое «торжество буддизма» получается, что и крыть нечем. Буддисты, конечно, в неописуемом восторге, но не в них даже дело. Очень уж отчетливо тут прорисовывается «торжество экуменизма». Вот уже некоторые православные умильно заключают: «Значит и у них есть свои святые». И вроде бы так выходит, что буддизм не хуже православия, поскольку результат тот же самый. Какой замечательный аргумент в пользу равенства всех религий…
А ведь эта история ровным счетом ни чего не значит и ни о чем не говорит. О «результате» жизни этого буддийского монаха мы могли бы судить если бы нам стала известна посмертная судьба его души, а не его тела. Но о том, где сейчас его душа мы ни чего не узнали, об этом нелепо судить по состоянию его тела.
Буддизм – это школа психических практик, медитация не имеет ни чего общего с молитвой, но при помощи медитации, очевидно, возможно добиться неслабых и даже поразительных результатов. Возможно допустить, что продвинутый буддист, приводя психику в определенное состояние, добивается изменения процессов, протекающих в теле. И какой отсюда вывод? Если человек добился в медитации больших успехов, то после смерти его тело может быть и не сгниет. И ни какого другого вывода.
Буддист не может быть святым, потому что отрицает само понятие святости. Буддийский монах стремится к результату прямо обратному по сравнению с православным монахом, так что они даже теоретически не могут придти к одному и тому же результату. За внешним сходством явлений стоит порою их принципиальное различие. Но если наша вера строится исключительно на вере в чудеса, то вот эта «буддийская нетленка» нанесет по ней сокрушительный удар.