Наше время представляется мне особенно интересным и особенно сложным потому, что мы как раз проходим через еще одну и, пожалуй, величайшую смену парадигмы во всей истории христианского движения. Одним из признаков этого является общепризнанный факт роста так называемого «мирового христианства». Христово Евангелие еще никогда не распространялось так широко по всему миру, еще никогда не проникало в такое множество разных культур, и уже одно это означает, что в ближайшие десятилетия нас ждут большие перемены. Если и можно сказать что-либо определенное о христианстве XXI века, несомненным представляется то, что наше будущее будет всемирным, глобальным, а нормы христианскому движению будут задавать уже не его прежние европейские и североамериканские центры, а более глубокое взаимодействие с культурами южного полушария.
О том, что все это значит для западного христианства, хорошо сказал Хусто Гонсалес, заметив, что, вопреки популярному мнению, самая трудная задача состоит сейчас не в том, чтобы приводить в христианскую семью новые этнические группы, а в том, чтобы принять глобальную трансформацию, уже совершенную Богом во всемирном теле Церкви.
«На самом деле Евангелие действительно распространяется среди многих племен, народов и языков — и действительно распространяется там куда быстрее, чем в доминантных культурах Северной Атлантики. Вопрос не в том, будет ли наша церковь многонациональной и многокультурной. Скорее, вопрос состоит в том, смогут ли люди, привыкшие видеть Евангелие только в формах, характерных для вышеупомянутых доминантных культур, участвовать в жизни многокультурной церкви, которая уже стала реальностью» [84].
Христианам, живущим в северных странах, которые обладают экономическим, политическим и военным превосходством и более других пользуются преимуществами глобализации, будет нелегко признать, что теперь в Божьем Царстве они являются меньшинством, а наиболее динамично развивающиеся центры веры и надежды расположены на периферии империи, преимущественно среди бедных и угнетенных народов. По словам Гон- салеса, богатые христиане должны признать, что они составляют часть всемирного сообщества людей самых разных культур, поклоняющихся Божьему Агнцу, а значит, «что бы они ни думали раньше», в глобальном Божьем замысле их собственный народ и язык является «лишь одним из народов, племен, колен и языков, призванных Богом, чтобы сделать нас, говоря словами Книги Откровение, 'царственным священством Бога' [85]».
Признать и принять такое будущее само по себе нелегко. Однако этот его аспект нам известен и, в значительной степени, уже является реальностью. Я же думаю, что, по аналогии с тем, что произошло в эпизоде с путешествием в Эммаус, в будущем христиан и северного, и южного полушария ожидают и другие сюрпризы, которые сейчас невозможно ни предсказать, ни представить. Это трудно принять — хотя бы потому, что в атмосфере культуры, автоматически предполагающей, что все на свете можно измерить и проанализировать, нам становится неуютно при мысли о надвигающемся будущем, которое никак нельзя предсказать. Но если то новое, что сделал Бог в Эммаусе, заложило фундамент для взрыва, разрушившего привычные категории мышления и практики, и если нечто подобное уже не раз повторялось в истории христианской церкви, то, пожалуй, нам тоже следует подготовиться к потрясению от Божьей новизны, выходящей за рамки всего прошлого опыта. Божье будущее не поддается прогнозам на основании существующих тенденций или данных; оно само откроет нам новые горизонты по мере роста и расширения Божьего царства на земле. Даже сейчас, когда я пишу эти слова, у меня возникает искушение попробовать предсказать, какую форму примет это будущее. Однако мудрость — вместе со всеми уроками, которые мы извлекли из нашего библейского отрывка, — подсказывает мне, что нам нужно просто ждать, спокойно доверяя Божьей новизне и веря, что когда она появится, в ней отразится слава Того, Кто воскрешает мертвых и творит все новое. В одномерном мире перспектива Божьего будущего предлагает нашему неспокойному веку реальную возможность новой надежды в смутное время неопределенности.