Я молчал, но Кэролайн мое молчание не понравилось, и она продолжала рассуждать о напрасной трате времени. Я вскипел:
— Это кредо жалкого ремесленника.
— Ты так думаешь? Надо быть практичным. — Кэролайн и не думала сдаваться.
— Да, как твой учитель из Нью-Йорка…
Кэролайн снимала комнату на улице Дез Эколь. Приезжая из Гренобля, я пользовался ее ванной. Когда однажды вечером я вышел из душа, меня встретил ее учитель (скользкий господин лет пятидесяти, по имени Норман, в длинной черной шубе) и в лоб спросил о женщинах. Я отвечал, что мы с Омри ходим в подвальчик на улице Дофина, и, хотя музыка там чересчур громкая, зато почти всегда можно найти себе пару. «Это слишком сложно, — сказал он, — нет у меня сил так напрягаться». — «Да что ж тут трудного? Купить лимонад и протанцевать несколько танцев». — «Нет, это не для меня. Вдобавок я не танцую». — «А я? Омри к тому же не выносит замкнутого пространства. Зато в этой лотерее каждый билет приносит выигрыш». — «Нет, это не по мне. Я человек практичный. Лучше своди меня в какое-нибудь приличное и не слишком дорогое заведение».
— Когда я был мальчиком, — сказал я, — я видел несколько сцен из «Гамлета» в любительской постановке, у костра. Мне казалось, что нет ничего прекраснее, чем смотреть, как человек разговаривает с черепом, и я сказал себе, что надо остерегаться взрослых, потому что… они прогнили насквозь, и еще они очень хитры… Это было похоже на крестовый поход детей. Ты стоишь и молишь Средиземное море, чтобы оно расступилось, как некогда Красное перед евреями, и в конце концов умираешь, но не от болезней, голода или рабства, а из-за течения времени.
Кэролайн презрительно усмехнулась.
— Ты запутался. Может быть, тебе кажется, что в самоограничении есть что-то аморальное? Но это же глупо.
— Ты меня не поняла…
— А мне думается, я прекрасно тебя поняла, — сказала Кэролайн.
Днем я продал свои книги, отнес радиоприемник консьержке, а чайник, сковородку и индийское покрывало отдал Омри. Когда к ночи я вернулся в комнату, там оставались только те книги и брошюры, которые никто не пожелал купить, да клочья паутины в придачу. В углу обнаружилась пачка рекламных объявлений, которые я забыл когда-то раздать, мои солдатские башмаки, в которых я подрабатывал маляром, две тетради с конспектами лекций, которые я читал в клубах. Я сдвинул шкаф, и оказалось, что одна ножка стола изгрызана щенком предыдущего постояльца, а на стене открылись афоризмы, которые я в свое время написал там, чтобы покрасоваться перед одним знакомым.
На следующее утро мы вдвоем стояли на станции Сен-Лазар. Омри принес для Кэролайн вино, батон, сыр и два детектива, изъятые у приятелей. Я был готов расстаться с перочинным ножом, который очень любил, — он был сделан в мастерской «Опиналь ла Ман Курона», то есть «Коронованной руки».
— Что-то я слишком много времени провожу на вокзалах, — заметил я.
— Ты просто удручен, — сказал Омри.
— Глупости.
— Не езжай в Рим.
Омри неотрывно смотрел на человека, стянувшего карманного формата книжонку из киоска.
— Эти духи не подходят Кэролайн, они придают ей запах какого-то странного зверя.
— Я и не знал, что ты у нас специалист по духам.
— Наверное, ей лучше подошли бы духи с цветочным запахом. Как называются ее духи?
— А мне откуда знать?
Вернулась Кэролайн с газетами в руках.
— Какими духами ты пользуешься, Кэролайн? — спросил Омри.
— Тебе нравится? Они называются «Антилопа».
— Ты просто обязан сказать ей об этом, — сказал мне Омри на иврите.
— Глупости, — снова ответил я.
— Если тебе все равно, мне и подавно. Это твоя подружка.
Кэролайн чмокнула каждого из нас в щеку и расплакалась.
Вместе с ней мы прошли на перрон. Омри побежал купить таблетки от морской болезни для переправы через Ла-Манш, а я разместил в купе ее чемоданы.
В метро Омри спросил меня:
— Ты куда?
— Поедем в «Бато», попрощаемся с Жоржем?
В «Бато» у нас был знакомый официант. Когда мы заказывали томатный сок, он добавлял туда полстакана водки.
— Два томатных сока, — сказал я, когда мы уселись за столиком рядом с аквариумом. Жорж был толстоват и к тому же косил, что не мешало ему то и дело менять женщин.
— Одну минуточку, — ответил Жорж.
Мы постучали по стеклу аквариума, желая привлечь внимание омаров, чья жизнь висела на волоске и в любую минуту могла оборваться по мановению руки — как жизнь гладиатора.
Вернулся Жорж.
— Вы не забыли две капли табаско? — спросил Омри.