— Ты права. Мне нечего писать, — сказал я наконец.
Взгляд Жиннет, который всегда был направлен на меня выжидающе и с приязнью, был сейчас холоден и враждебен, хотя я и подчинился ее воле. Ее взгляд означал для меня изгнание. Я принялся рассказывать ей о Рути, но в ее молчании явственно читалось обвинение — во всем случившемся виноват я один. Я понял, что что-то в моем отношении к Элен не только задевало Жиннет, но и вызывало ее отчуждение и недоверие. Я почувствовал, насколько она сурова, как мечтает выбросить все из памяти. Я попробовал позабавить ее, но безуспешно. Маленькая морщинка у ее губ, след горечи и неудач, которая не раз пугала меня, обозначилась особенно отчетливо. Перед ее враждебным взглядом и осуждающим молчанием я стушевался. Мой французский становился все более жалким, звуки пропадали, предложения делались калеками. Я забывал самые простые слова.
У двери Жиннет сказала:
— В ближайший месяц или два я буду очень занята. Не звони мне.
Морщинка у губ стала еще резче, потом губы стянулись к центру, будто лепестки высокой и странной чашечки цветка.
Я пошел к метро, собираясь ехать к Омри, но у входа передумал. Сел на уличную скамью и, пошарив в карманах и сумке, вытащил все свои деньги и тщательно пересчитал их. В одном из карманов я обнаружил также гостиничные визитки, и мое внимание привлек отель «Сфинкс» — на обороте его рекламного проспекта была нарисована крошечная карта: Нотр-Дам, Сена с набережными Монтебло и Де ла Турнель, надпись Сен-Жульен ла Ровр, улица Данте и улица, на которой размещался сам отель, — улица Галанд.
Я поехал туда и снял самую дешевую комнату. Дежурный портье с усталой подозрительностью глянул на мою матерчатую сумку и пачку книг, небрежно обернутую в газету. Я положил вещи на кровать своей новой обители и спустился в первое показавшееся мне дружелюбным кафе. Выпил у стойки белого вина. Гудел граммофонный автомат, на улице пошел крупный ленивый дождь.
Бармен беседовал с двумя молодыми людьми, неожиданно один из них скрылся в уборной и спустя несколько минут вышел, но в ином обличье — черный парик на голове и фальшивая женская грудь на худощавом теле. Он был возбужден, пошептался о чем-то со своим приятелем и барменом, горделиво огладил свою «грудь», снова исчез и вернулся в прежнем виде, только усы его были теперь окрашены в карминно-красный цвет. Возможно, то была генеральная репетиция перед вечеринкой. В его движениях не было ничего чувственного, одна детская радость.
Из музыкального автомата неслась песенка: «Йо но сой маринаро». Женщина, сидевшая за столиком неподалеку от меня, встала и пошла танцевать в такт музыке. Недолго думая, она влезла на стул, а оттуда — на стойку. На ней были серая мешковатая блуза и длинные панталоны.
Молодые люди кивали головой, а я, когда танец кончился, захлопал в ладоши.
— Париж, — сказал я себе, — все-таки это Париж, не какой-нибудь семейный цирк в Нормандии.
Женщина с огорчением посмотрела на коробку музыкального автомата.
— Поставить еще раз? — спросил один из молодых людей.
— Нет, — ответила женщина и спросила меня: — Все в порядке?
— Неплохо.
— Пригласите меня выпить?
— С удовольствием.
— Коньяк и «Крем де Манит».
— Согласен.
— Ангелочек! — сказал женщина. — Где ты живешь?
— В отеле «Сфинкс».
Она засмеялась.
— Знаешь Рашида?
— Нет.
Она быстро выпила аперитив.
— Увидимся, — сказала она и ушла.
— Сочту за честь, — проговорил я вслед. Молодые люди захохотали, а бармен хлопнул меня по плечу.
Четверть часа спустя он произвел какие-то вычисления на салфетке. Счет показался мне раздутым.
— Что это? — спросил я его.
— Дама заказывала маленькую порцию коньяку и кофе.
Я видел, как она оставила деньги на столе, под блюдечком, но спорить не стал. Прокашлялся и заплатил. Но Зорзо смотрел на бармена с жалостью и изумлением, как будто кто-то нарочно сфальшивил в пении хора.
В полдень я вышел из библиотеки Сен-Женевьев. Возвращение к чтению успехом не увенчалось. Все книги казались мне вымученными или убогими. Я был великим гением, как Пококуранте в «Кандиде», ведь мне ничего не нравилось.
На площади перед Пантеоном женский голос окликнул меня по имени. Я увидел Орну, стюардессу, у которой бывал разок-другой на вечеринках со своей подружкой Даной — с ней я жил около полутора лет, до того как познакомился с Рути. Орна вышла из такси и сказала:
— Вот уж не знала, что ты в Париже. Приятно встретить знакомое лицо.
— А ты что делаешь в здешних краях, Орна?