— Когда ты в последний раз видел брата, Янис?
— В феврале.
— На борту «Хагиуса Деметруса»?
— Что-то случилось?!
— Нет, — ответил Исмар Леви. — Я пришел к тебе за письмом к твоему брату. Мне нужна помощь.
— Я даже не знал, жив ли брат, пока до меня не докатились вести, что его корабль бросил якорь в хайфском порту.
— Нет радости большей, чем упасть в объятия своих близких после многолетней разлуки.
Монах покивал головой.
— Я плакал, и мой брат тоже плакал на глазах у всей команды. — У монаха выступил на лбу пот, он поперхнулся. — Возможно, я съезжу на наш остров, навещу мать, проведу с ней несколько деньков.
— С какого ты острова, если позволительно спросить?
— Скиатос. Ты о таком, верно, и не слышал.
— Кто же не знает Скиатоса, жемчужины Спорадов! — воскликнул Исмар Леви, который хорошо подготовился к встрече. — Значит, хочешь погостить у родителей?
— У мамы. Моего отца убили немцы.
— Янис, — сказал Исмар Леви, — я обращаюсь к тебе с нижайшей просьбой и молю Бога, чтобы ты счел меня достойным твоей помощи. Наш общий друг сказал мне, что я могу к тебе обратиться. И я уверен, ты не отказал бы, если б дело касалось тебя одного, но мне необходима помощь твоего брата. Знай же, Янис, что никогда не наступит тот миг, когда я буду стоять у причала хайфского порта, глядя, как моя жена с малыми детьми подплывают ко мне на белом пароходе. Золотой купол не сверкнет им навстречу, словно гигантское зеркало. Их не опьянит аромат апельсиновых рощ. Купы дерев на склонах Кармеля не будут манить их своей тенью, призывая отдохнуть и предаться сладостным грезам.
Монаха тронула речь Исмара Леви. Он щипал себя за жидкую бороденку и не сводил взгляда с губ ночного посетителя.
— И вот Господь, Который с небес взирает на деяния рук человеческих, сорвал завесу тьмы, окутывавшую гибель моей жены, детей и брата. Мне известно, кто те трое, чьи руки обагрены их праведной кровью, и я знаю, где их искать. Янис, Господь избрал меня из тысяч людей и открыл мне, кто они. Помоги мне, Янис, молю тебя.
К изумлению монаха в глазах Исмара Леви вспыхнули золотые искры. Глазные яблоки его закатились, как у святых.
— Что я должен сделать?
— Напиши письмо своему брату. Напиши, что я спас тебе жизнь. Все, что хочешь. Попроси, чтобы он мне помог.
— Не будет ли в этом неправды?
Исмар Леви посмотрел на монаха, худое лицо которого выражало испуг, сострадание и растерянность.
— Все знают, как твой брат любит тебя. Через два дня его корабль войдет в порт. Он пробудет там только пять часов. Помощь, которая мне требуется, не причинит вреда ни ему, ни его людям.
— Но, господин… — неуверенно начал Янис.
— Выслушай меня! — продолжал Исмар Леви своим глубоким проникновенным голосом. — Ты монах, долгие годы живешь ты в тиши, уединении и молитве. Тебе ведомо сердце человеческое, и ты знаешь, что я говорю правду. Посуди сам, ведь будь у меня хоть малейшая иная возможность, разве стал бы я обращаться с просьбой к незнакомому человеку, чьи жизнь и вера столь далеки от мщения.
— Боюсь я этого…
— Вот тебе ручка, бумага и конверт.
Дрожащей рукой вывел монах несколько строк. Он протянул лист Исмару, но тот лишь поклонился и вложил его в конверт, не читая. Монах взял конверт и надписал на нем: «Фотису Марейдакису, капитану „Агиос Деметриос“».
— Благодарю от всего сердца, брат мой, — произнес Исмар Леви.
Не переставая ощупывать карман, где лежало письмо, Исмар Леви направился в гостиницу. Девчушка, зашедшая постлать ему постель, была одета в мятое розовое платье. Все на ней было измято — платье, чулки, даже узенький шерстяной поясок. Ее бледно-лазоревые глазки ничего не выражали. Закончив, она направилась к выходу, мурлыча без слов какую-то странную мелодию. Исмар удержал ее за руку.
— Ты живешь в Иерусалиме?
— Да.
— Твои мама и папа тоже здесь живут?
— Да.
— А братья и сестры есть у тебя?
— Четыре брата и две сестры.
— Ты хорошо прибрала комнату и постелила постель.
Девочка продолжала напевать. Кроме них двоих, в крошечной гостинице никого не было.
— Меня кто-нибудь спрашивал?