В поволжских городах (Угличе, Твери, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани) силами местных плотников и солдат направленных сюда армейских батальонов развернулось строительство транспортных ластовых судов и «островских лодок» (вместимостью по 30–40 человек); такелаж и паруса для их оснащения брали с кораблей на Балтике.
12 апреля 1722 года М.А. Матюшкин докладывал Петру I из Твери о постройке двадцати семи ластовых судов. Бригадиры В.Я. Левашов в Угличе, И.Ф. Барятинский в Ярославле делали островские лодки силами находившихся в распоряжении каждого десяти батальонов солдат[40]. Недостающие суда «отписывались» у владельцев. Заготавливались необходимые снаряжение (порох, боеприпасы, котлы, бочки для воды, ложки) и провиант (сухари, мука, вино, пиво, вяленая рыба, сбитень); главной тыловой базой стал Нижний Новгород[41]. Для обслуживания судов с Балтийского флота было приказано взять соответствующее число «морских служителей». Пётр торопил с окончанием постройки и снаряжения флотилии, но корабли к сроку (началу мая) не поспевали, а потому с ведома государя отправлялись вниз по Волге без такелажа, «чтоб мочно дорогою доделать»[42]. Последние транспорты со всякими флотскими «припасами» вышли из Нижнего Новгорода 21 июля. Построенные «с великим поспешением» корабли оказались не готовыми к каспийским штормам, что и стало роковым препятствием для продолжения похода…
После неудачного Прутского похода 1711 года Пётр I не желал рисковать — вступившая в период упадка, но всё ещё могущественная Османская империя оставалась главной силой в Закавказье. 13 мая 1722 года в доме Меншикова в Москве царь принял турецкого посланника Мустафу-агу и заверил его в желании сохранить заключённый в Стамбуле в 1720 году договор о «вечном мире». Государь объяснял: он отправляется на юг только для того, чтобы «укротить» взбунтовавшихся подданных шаха, которые перебили в Шемахе русских купцов и разграбили их товары. Резиденту в Стамбуле Ивану Неплюеву было указано: если турки спросят о возможных российских «присовокуплениях» в Иране, можно предложить им «объявить свои намерения» на этот счёт, чтобы в дальнейшем действовать «с общего согласия»[43].
В тот же день Пётр выехал из Москвы «сухим путём» в Коломну, где к нему присоединилась императрица Екатерина Алексеевна, а оттуда они уже вместе отправились на галере вниз по Оке на Волгу. Плыли весело — с гудошницами и бандуристом, а также «со вдовой Авдотьей Истленьевой, которая для увеселения их величества взята в Казани на галеру…»; при отпуске она получила за труды десять рублей. Царь в дороге успевал и заниматься делами: в Саратове встретился с калмыцким ханом Аюкой, у Тетюшей осмотрел верфи и другие предприятия, а также развалины древнего города Булгара — и развлекаться. Среди его расходов числятся «… коломнятенке посадской вдове… за свинью, которую загрызла собака Левик, полтина… баронов Строгановых человеку Максиму Гремзалову за две свиньи, которых травили собаками в Нижнем, дву рубли» (в Нижнем Новгороде государь отметил день рождения)[44].
19 июня император прибыл в Астрахань, где праздновал годовщину полтавской виктории. Собранные пехотинцы вместе с тремя батальонами гвардии на 10 июля 1722 года составляли 21 069 человек, а к 31 июля, моменту высадки на дагестанский берег, части насчитывали 18 602 человек — остальные находились «в отлучках», были больны или состояли при больных[45]. Командование сводными «дивизиями» Пётр возложил на генерал-майоров М.А. Матюшкина, Г.Д. Юсупова, И.И. Дмитриева-Мамонова, Ю.Ю. Трубецкого, бригадиров В.Я. Левашова и И.Ф. Барятинского.
40
См.: Материалы для истории русского флота. СПб., 1867. Ч. 4. С. 300–301, 303, 305; РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 60. Л. 641, 645 об.
43
См.: Архив внешней политики Российской империи (далее — АВПРИ). Ф. 89. Оп. 89/1. 1722 г. № 14. Л. 243–243 об.; 8 об.–9 об.