Работавший за компьютером человек сказал:
— Если хочешь узнать тайну жизни, не спрашивай военную разведку.
Переговорное устройство Тамары произнесло:
— Мы должны предложить им версию, которую они смогут воспринять. Мы не можем объявить, что не верим, будто Мотоки супермен. Всю жизнь они верили в превосходство одного класса над другим. И если кто-то рождается не очень умным, это всего лишь возврат к «эта», к низшему классу. Если кто-то выделяется способностями, значит, в нем есть генетический материал высшего чиновника корпорации. И все предсказания исполняются. Поэтому мы говорим им то, что они хотят услышать. Мы говорим, что уважаем их, восхищаемся ими, даже любим их, но мы великие и гордые люди, равные им в их собственной культуре, и решили убить Мотоки только потому, что он оскорбил Гарсона.
Я спросил:
— Ты думаешь, они это проглотят?
— Мы не знаем. Все, кто находился в здании корпорации, мертвы, так что некому будет опровергнуть нас. Наша подлинная проблема в том, что Гарсон всего лишь военный руководитель, поэтому японцы не видят в нем равного по статусу чиновникам корпорации. Но мы создаем имидж Гарсона — даем ему королевское происхождение, делаем его прямым потомком Кортеса; а с материнской стороны он происходит из семьи промышленных баронов. Мы также раздуваем изображение доиндустриальной Испании — даем воинам мечи, как у японцев, представляем великих итальянских художников почтенными испанцами.
Я фыркнул.
— Я знаю, звучит глупо, — сказала Тамара, — и вся эта история вызывает во мне отвращение. Но здешние жители не имеют абсолютно никакого представления о том, что происходило на Земле последние две тысячи лет; они поверят во все, что мы им скажем. Утром начнем передавать эти записи. Может, и не подействует, но, бьюсь об заклад, кое-какие костры погасит.
Работавшие с Тамарой люди вышли из комнаты, мы остались одни. Она спросила:
— Что я могу для тебя сделать?
— Ты однажды сказала, что можешь создать для меня мир в сновидении. Я весь день собирал тела погибших. Я хочу спокойно поспать. Хочу… — Я вдруг понял, что не знаю точно, чего хочу. Бегства? Душевного спокойствия? Нет — освобождения.
Меня тошнило от этих тел. Я чувствовал себя выпачканным после этой грязной истории с Люсио. Мне необходима достаточная сила духа, чтобы бесстрастно смотреть на такие вещи.
Я затаил дыхание и решил сделать шаг в темноту.
— Однажды ты непосредственно стимулировала мои эмоции. Я знаю, такая технология существует. Ты можешь сделать это снова, запрограммировать компьютер, соединенный с монитором сновидений. Я хочу впасть в тупость, бесчувственность, в такое эмоциональное состояние, чтобы суметь убивать без угрызений совести.
На экране снова появилось изображение встречи Мотоки с чиновниками. Тамара несколько секунд не шевелилась.
— Улицы полны людей, которые могут это делать, — печально сказала Тамара. — Почему ты хочешь быть одним из них?
— Если у меня нет их возможностей, я в их власти.
Тамара обдумала мою просьбу.
— Я не стану этого делать.
Было уже поздно, я устал. У меня не было сил спорить. Я приставил ей к носу лазерное ружье. Она взглянула на ствол.
— Ты удивишься, узнав, как близко я теперь к такой бесчувственности, — прошептал я. — Может, мне и не нужна твоя помощь. Просто нужно подождать. Может, даже сейчас я могу нажать на курок и ничего не испытаю. Проверим?
На лбу ее выступил пот. Она испуганно смотрела мне в глаза. Боялась собственной беспомощности.
— Ты упражнялся в насилии. Я сказала тебе, что нужно упражняться в сочувствии.
— Когда? Когда ты мне говорила это?
— В симуляторе. Когда велела тебе свободно владеть языком сердца. Но ты продолжал тренироваться в насилии.
Я не понял ее слов, у меня вообще не было времени думать. Возможно, из-за своей медицинской подготовки я предрасположен видеть в человеке просто сложную систему биохимических реакций. Обычно о людях думают, как о реагирующих на ситуации лишь на основе генетической программы. Но Тамара велела мне упражняться в сочувствии, как упражняются в ударах по мячу, и я не понимал этого. Я был предрасположен не воспринимать такой совет. И я видел, что она боится, потому что занятия насилием и выработка сочувствия несовместимы друг с другом. Если увеличиваешь способность в одном, уменьшаешь в другом.
Она испугалась, что я на самом деле нажму на курок. И я подкрепил ее страх словами:
— Ты права. Я лишен чувств. Думаю, что смогу выстрелить.
Тамара рассмеялась спокойным ровным смехом. Он странно звучал из ее переговорного устройства.