Выбрать главу

— Вот они! — Гарсиа был ниже в долине.

Я прицелился самураю в лицо и выстрелил снова. На шлеме, как раз над носом, появился ослепительно белый круг. Враг продолжал бежать ко мне, я отступил и крикнул:

— Один есть! — думая, что лазер не прожжет вовремя его защиту и я не успею сообщить другим о своем первом убитом. Но тут самурай остановился и поднял руки, словно собирался ими поймать лазерный луч.

Эффект получился почти волшебный: компьютер прицела рассчитан на то, чтобы удерживать цель; но как только цель накрыта, лазер перестает действовать. Я вторично нажал спуск, целясь в грудь. Ябандзин подпрыгнул и перевернулся. Лазер отключился вторично.

Я выстрелил в третий раз, в район почек, . и тут он добежал до меня. Прыгнул и ударил ногами. Я отступил, продолжая стрелять и пытаясь прожечь его защитный костюм. Он ударил ногой по стволу, выбив ружье у меня из рук. Я повернулся и побежал. Он было бросился за мной, но вдруг упал, скользнув лицом по снегу. Я повернулся к нему.

— Двое, — отметил Цезарь в шлемофон. Самурай лежал в снегу, из черной дыры на затылке поднимался пар, ноги дергались.

Теперь надо было отыскать третьего. Он уже был почти на самом верху утеса и успел найти для себя удобную позицию — ну впрямь как курица на насесте. Цель он успел найти тоже. В руках у него было ружье — на корпусе химеры показалась розовая точка. Прежде чем я успел крикнуть, химера скользнул вперед. В своем защитном снаряжении он ехал по снегу, словно в санках, пролетел метров пять — и упал с крутизны.

— Ноэль погиб, — доложил Цезарь.

Я подбежал к своему ружью и поднял его.

Снайпер-ябандзин исчез в расселине. Я разглядывал место, где он только что находился, но не мог его отыскать.

— Цезарь, ты кого-нибудь видишь вверху? — крикнул я.

Цезарь не ответил.

Но я и не ждал, что он ответит. Заговорив, он выдал бы свою позицию. Отключив лазерный прицел, я пошел к основанию утеса, а ниже в долине послышались крики: «Один готов! Еще один! Фелипе погиб! Гарсиа погиб! Еще один!» Крики следовали один за другим так быстро, что я не мог понять, кто побеждает.

Я обогнул утес и подошел к разбитой машине японцев. Языки пламени, черный дым. Видны были скорченные тела Мигеля и двух ябандзинов. Под выступом скалы я принялся искать возможность для подъема. Тут посыпался лед, и я поднял голову. Из темноты сверху показалось тело и упало у моих ног.

Химера в зеленом защитном костюме.

— Цезарь погиб, — сообщил я остальным.

В битве наступило затишье. В течение нескольких минут никто не сообщал о потерях, не слышно было и приказов. Кто-то закашлялся прямо в микрофон шлема — обычно такой кашель соотносится с пневмонией. Я ждал, когда самурай спустится с утеса. У подножия скалы намело сугроб, я сел и зарылся в него, поджидая снайпера. Смотрел по сторонам, не шевельнется ли что. Я не думал, что смогу выбраться из долины. Кашель прекратился, и Завала низким неровным голосом сказал:

— Не оставляйте меня самураям. Я не хочу сгореть. — Он сказал это негромко и как-то без выражения. Слова он произносил так, словно получил сотрясение мозга. Потом заплакал. Я надеялся, что кто-нибудь сломает ему шею до того, как его накроет огнем.

Плач Завалы раздражал меня. За последние девять дней каждый из «ас был убит не менее пятидесяти раз. Можно уж было привыкнуть. В первый раз, сгорев, я все время чувствовал себя так, словно с моей головы содрали кожу, срезали череп и обнажили мозг перед огнем. После четырех часов боли лицо онемело, зубы болели. Но содержание эндорфина постепенно повышалось, и я приспосабливался к постоянному шоку. Каждый приступ боли был не легче предыдущего. Каждый угрожал затопить меня. Но сейчас волна не поглощала меня, а перекатывалась. Так я по крайней мере это чувствую. Теперь я мог выдерживать боль. Я надеялся, что то же самое произойдет с Завалой, но этого не случилось. Он верил, что у него гниют руки, и каждый раз, как он обращался в корабельный госпиталь, ему отказывались дать антибиотики.

На мгновение мне захотелось назвать Завалу ребенком, для того чтобы он хоть немножко устыдился и перестал плакать. Но потом я понял, что никогда в жизни не стремился кого-либо унизить. Я всегда хотел быть врачом и помогать другим, сочувствовать им в их горе. Поэтому я сделал вид, словно не слышу плача, чтобы не смутить Завалу.

Кроме плача, никакой другой звук не нарушал покоя ночи.

— Есть кто-нибудь живой? — спросил я в микрофон, на что Перфекто затрудненно ответил:

— Ах, Анжело, как приятно слышать, что ты цел!

— Где ты? — спросил я.

— Гоню к тебе двух ябандзинов.

— А что если они мне не нужны?

— Тогда молись, чтобы я настиг их раньше.

— Ты один?

— Нет. — Перфекто тяжело дышал. — За мной трое компадрес.

— Не очень торопитесь, — предупредил я. — Тут у нас где-то самурай на утесе и еще один в долине.

Перфекто сообщил:

— Я на северном конце. Попытаюсь отрезать этих двоих, прежде чем они доберутся до тебя. На какой стороне твой снайпер?

— Не знаю. В какой стороне север?

— Если смотреть по ходу долины вниз, север слева от тебя.

— Тогда снайпер на юге…

— У тебя есть лишнее ружье? — вмешался Гектор.

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Один из самураев, которых мы преследуем, не вооружен. Твой снайпер может попытаться добыть ружье для дружка.

Рядом с мертвым Цезарем ружья не было. Я вскочил и обежал вокруг утеса, посмотрел вниз в долину. Далеко на юге спиной ко мне по снегу брел человек.

Я включил лазерный прицел и направил луч на снег за ним, потом начал поднимать, так что прицелился ему в спину. Включил увеличение, чтобы хорошо видеть самурая. На таком расстоянии луч не удерживался на месте. Точка плясала по всему телу. Я дышал тяжело и неровно. Вдохнул, потом медленно выдохнул, удержал прицел в середине спины ябандзина и нажал на спуск. Расцвел белый цветок, и самурай упал.

— Один готов! — сообщил я.

— Bueno, amigo [25]! — заметил Перфекто. — Как ты его…

— Васкес погиб, — крикнул Гектор.

— Ты видел, откуда стреляли? — спросила женщина, одна из его компадрес.

— Выстрел пришелся ему в лоб, так что это откуда-то спереди.

— Анжело, собери все лишние ружья и брось в глубокий снег, там их не найдут. Потом садись носом в сторону подъема. Возьмешь того, что вверху. А мы справимся с вашими двумя, — попросил Гектор.

Я поискал вокруг и нашел два ружья, одно — Ноэля, соскользнувшее с утеса, другое — самурая. Сунул их под разбитую машину и снова занял место под выступом, опять зарывшись в снег. Дальше вниз по долине я не решался отходить: следы сразу выдадут мое присутствие, а вот у машины снег так затоптан, что меня не обнаружат.

— Один готов! — сообщил Гектор. — Второй только что завернул за поворот.

— Какой поворот? — спросил Перфекто.

— Первый крутой поворот на север, возле большой вертикальной сосны.

— Тогда я прямо перед ним! — крикнул Перфекто.

Я сидел и несколько минут смотрел на снег.

Завала перестал всхлипывать. Изредка он продолжал кашлять. Полумесяц самого большого спутника ушел за горизонт — его свет серебрил раньше иглы сосен, — и видимость ухудшилась. Невдалеке на краю долины шевельнулась тень; что-то четвероногое с пушистым хвостом — больше оленя или ягуара, скорее похожее на небольшую лошадь. Животное легко перемещалось по снегу от одного дерева к другому, принюхивалось, приближалось ко мне. Я не мог определить, что это такое: посмотришь, вроде волк, но крупнее и массивнее — скорее медведь. Что это? Но тут я сообразил, что такого никогда не видел на Земле. Симулятор создал изображение какого-то местного хищника. Самураи уже проделывали с нами такое, натравив на нас «кава но риу» — речного дракона. Я прицелился и дважды выстрелил, попав животному в брюхо. Оно зашипело, зарычало, начало бегать по кругу, разбрасывая снег и хватая пастью воздух. Потом бросилось вверх по склону. «Вероятно, вернется с десятком голодных приятелей», — подумал я и отключил лазерный прицел.

вернуться

25

Хорошо, друг (исп. )