Библиография такого отрывочного типа, безусловно, не может составить всесторонний, не говоря уже об аналитическом, указатель марксистских работ прошедших лет. Можно было в равной степени упомянуть другие работы и имена. И те, которые были упомянуты, также подвержены ограничениям своих собственных оценок, как и любые из их предшественников. Однако даже такое беглое описание сложного комплекса интеллектуальных изменений, которые нуждаются в более тонком различении, чем возможно провести в настоящей работе, указывает на кое-какие моменты. Хотя мы и можем говорить о реальном топографическом «разрыве» между западным марксизмом и возникающим образованием, основные черты которого я наметил, однако в других аспектах между ними, вероятно, существовала большая преемственность, чем я допускал, даже если она, как правило, носила опосредованный характер.
Так, на формирование взглядов многих новых авторов оказали заметное воздействие большинство старых школ. Наиболее стойко, вероятно, сохранялось влияние Альтюссера. Из авторов, которых я упоминал ранее, Пулантзас, Терборн, Аглиетта, Райт и Эстабле — все в той или иной степени обязаны ему. Наследие Франкфуртской школы можно проследить в работе Бравермана через Барана, в работе Оффе через Хабермаса. Мотивы Лукача по-прежнему явно преобладают в работе Джеймсона. У Карчеди слышатся обертоны Делла Вольпе. Однако в то же время само географическое распределение этих авторов указывает на тот важный факт, что географическая модель марксистской теории за последнее десятилетие претерпела глубокие изменения. Сегодня основные центры интеллектуального творчества, по-видимому, находятся в англоговорящем мире, а не в германской или романской Европе, как в межвоенный и послевоенный периоды. Такой сдвиг в местоположении свидетельствует о поразительной исторической перемене. Как я и предчувствовал, традиционно наиболее отсталые в марксистской культуре регионы капиталистического мира вдруг во многих отношениях стали наиболее передовыми.
Более широкий обзор авторов и работ полностью убеждает в этом: сама интенсивность исследований в экономике, политике, социологии и культуре, которые ведут левые марксистские силы в Великобритании или Северной Америке с их «подлеском» журналов и дискуссий, затмевает любую аналогичную работу в традиционных для распространения западного марксизма регионах. Безусловно, существует и еще одна причина зарождающейся англо-американской гегемонии в историческом материализме сегодня, которая, в свою очередь, подтвердила еще одно из предсказаний, сделанных в середине 70-х годов. Речь идет о подъеме марксистской историографии на давно от нее ожидавшийся уровень, заметный даже на фоне социалистической мысли в целом. В этой области превосходство англоязычных практиков стало очевидным еще с начала 50-х годов, и в течение многих десятилетий марксизм как интеллектуальная сила, по меньшей мере в Англии, практически был синонимом работы историков. Характерно, что даже один из выдающихся мыслителей старшего поколения и другой формации экономист Морис Добб достиг наибольшего влияния с помощью в основном исторических «Исследований развития капитализма» (опубликованных в 1947 г.), которые охватили период с конца средних веков до современности, а не с помощью своей многотрудной работы в области собственно политической экономии Маркса. Однако именно молодые коллеги Добба, объединившиеся в конце 40 — начале 50-х годов в плодотворно работавшую группу историков коммунистической партии, составили блестящую плеяду ученых, которые преобразовали в последующие годы многие общепринятые интерпретации английского и европейского прошлого: Кристофер Хилл, Эрик Хобсбаум, Эдвард Томпсон, Джордж Руде, Родней Хилтон, Виктор Киернан, Джеффри де Сент-Круа и другие. Многие из них начали публиковать свои работы с 60-х годов. Однако в 70-х годах воздействие их коллективной работы вышло далеко за пределы истории как научной дисциплины. В этом десятилетии были опубликованы «Век капитала» Хобсбаума, «Мир, поставленный с ног на голову» и «Мильтон и английская революция» Хилла, «Освобожденные крепостные» и «Английское крестьянство в конце средних веков» Хилтона, «Классовая борьба и промышленная революция» Фостера, «Виги и охотники» Томпсона, «Лорды человечества» Киернана, за которыми теперь последовала монументальная работа Сент-Круа «Классовая борьба в древнегреческом мире»[1-16]. Самая оригинальная и сильная книга Раймонда Уильямса «Село и город», вероятно, тоже принадлежит к их числу. Для некоторых представителей моего поколения, чьи взгляды формировались в период, когда британская культура представлялась неповоротливой Европой, совершенно лишенной какого-либо органичного врожденного марксистского порыва, которую мы постоянно осуждали, рискуя быть обвиненными в «национальном нигилизме», это явилось истинно поразительной метаморфозой. Традиционные взаимоотношения между Великобританией и Центральной Европой в данный момент оказались фактически перевернутыми — марксистская культура в Великобритании сейчас продуктивнее и оригинальнее, чем культура любой страны на континенте.
[1-16]
The Age of Capital. — L., 1975; The World Turned Upside Down. — L., 1975; Milton and the English Revolution. — L., 1977; Bond Men Made Free. — L., 1973; The English Peasantry in the LaterMiddle Ages. — Oxford, 1975; Class Struggle and the Industrial Revolution. — L., 1974; Whigs and Hunters. — L., 1975; Lords of Humankind. — L., 1972; The Class Struggle in the Ancient Greek World. — L., 1981.