Однако оказалось, что христианство только выигрывает от того, что наука выходит из‑под контроля богословия. По мнению Вернадского, в наше время — когда стало ясно, что"христианство не одолело науки в ее области", — под влиянием науки и прежде всего благодаря, казалось бы, проигранной борьбе с ней оно в действительности только"глубже определило свою сущность".
Именно сегодня"понимание христианства начинает принимать новые формы, и религия поднимается на такие высоты и спускается в такие глуби души, куда наука не может за ней следовать", — пишет Вернадский. И действительно: религия утрачивает роль сакрального знания, которую она взяла на себя еще в эпоху фараонов в Древнем Египте, и наконец становится верой в подлинном смысле этого слова, приобретая чисто евангельское измерение.
"Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог, — восклицают фарисеи в Евангелии от Иоанна в рассказе об исцелении слепорожденного. — Сего же не знаем, откуда Он". И в другом месте:"Я знаю, что он воскреснет в воскресение, в последний день", — говорит Марфа Иисусу о своем умершем брате. Как в том, так и в другом случае Иисус задает (и исцеленному от слепоты, и Марфе) один и тот же вопрос:"А ты веришь?"
Общеобязательное и нормативное знание о Боге теряет всякий смысл, на его место приходит личная вера каждого. Теряют смысл и любые попытки доказательства бытия или небытия Божия."И какое мне дело, — писал Семен Франк в книге"Непостижимое"(1939), — до холодного"Бога нет", если Ты, Боже, еси".
Двадцатый век оказывается эпохой, когда Бог перестает (вероятно, раз и навсегда) быть Тем, о Ком говорят и думают в третьем лице. Об этом практически одновременно заявляют три такие разные мыслителя, как С. Франк, Мартин Бубер и французский иезуит о. Франсуа Варийон. Бог — это Toi (Ты), которое никогда не превращается в Lui (Он), говорит отец Варийон."Говорить о Боге в третьем лице… кощунство; ибо это предполагает, что Бог отсутствует, не слышит меня", — пишет Франк. Бубер говорит о том, что идея Бога есть"человеческий шедевр", однако есть еще и действительность, которая намного превосходит эту идею, но открывается только в личных отношениях между человеком и Богом. В отношениях"Я — Ты", которые каждый из нас должен выстроить самостоятельно.
В этой связи становится ясен смысл евангельских слов:"И отцом себе не называйте никого на земле: ибо один у вас Отец, Который на небесах"(Мф 23:9). Иисус говорит здесь, что отношения между каждым без исключения человеком и Богом уникальны и поэтому не могут строиться при помощи посредника.
На основании чужого опыта или чужого мнения, а также на базе той или иной нормы эти отношения невозможны. Они могут быть реализованы исключительно в личной молитве каждого. Вот почему в Нагорной проповеди Иисус советует нам:"Войди в клеть твою и, затворив дверь твою, обратись к Отцу твоему, Который втайне".
Огромная значимость этого призыва становится ясна только теперь. Можно сказать, что именно XX век стал веком молитвы. И только теперь становится ясно, почему так нужно человеку молиться даже в тех случаях, когда он не нуждается в"идее Бога"для того, чтобы объяснить, что происходит вокруг, как это было в случае с Лапласом. Не испытывая потребности в идее, мы нуждаемся в личных отношениях с Богом — в сущности именно в этом заключается та новая религиозность, о которой некогда заговорил со своими учениками Иисус.
В какой‑то момент нашей жизни в нее входит Бог — вне какой бы то ни было зависимости от того, как мы относимся к идее Бога. Тогда мы идем и покупаем Молитвослов. В России еще десять лет тому назад это было трудно, почти невозможно — теперь он продается везде, но все равно во многих случаях это не помогает, ибо, раскрыв его, мы сразу начинаем тонуть в словах.
Начинаем пытаться вычитывать или проговаривать про себя содержащиеся там молитвы полностью и как‑то сразу превращаем молитву в заклинание, суть которого, в отличие от молитвы, состоит именно в том, чтобы его произнести. В молитве же суть заключается не в словах, ибо молитва как раз выводит нас через слова в те отношения, где никакие слова уже не нужны (слова в молитве, как тропинка в лесу: она помогает идти вперед и достигнуть цели, но продвижение по ней не является самоцелью).
Феофан Затворник сравнивал молитву по книжке с прописями, которыми пользуются дети, когда учатся писать, а Франсуа Мориак называл ее piste d'envol, то есть взлетной полосой для самолета. Важно не прочитать, быстро или медленно, внимательно или нет, важно использовать эти слова, как ключ в замке, чтобы этим ключом открыть сердце навстречу Богу.