Энгус Уэллс
«На путях преисподней»
Коллину Мюррею, который наконец-то нашел обходной путь
Пролог
До сих пор он не ведал боли. Это ощущение присуще только смертной плоти, и он не думал, что когда-нибудь испытает его. Впрочем, он не предвидел и нового поражения. Однако пришло поражение, а вместе с ним невыносимая боль. Он был оглушен и раздавлен. Ощущения, чрезмерные даже для обычного человека, заставили его сверхъестественные чувства смешаться. Исчезло зрение, он не ощущал вкуса и запаха; осязание, слух — все потонуло в беспредельной муке. Рушился мир вокруг, мир внутри него исчезал в агонии. Боль поглотила все, оставив ему только одно чувство — страх. Страх никогда не иссякал у тех, кто служил Ашару — могло ли быть иначе у создания, сотворенного Ашаром, целиком и полностью воплощения Его воли?
И вот его охватил страх. Страх отзывался в самых тайных глубинах его противоестественного «я» и все усиливался. Страх понемногу одолевал боль, оттеснял страдание — и вместе с этим возвращалось осознание самого себя.
Он опять подвел своего хозяина.
Первый раз это случилось у Лозинских Ворот. Тогда мощь Орды, которую он поднял против Трех Королевств, верша волю Ашара, разбилась о решимость одного-единственного человека, создания из плоти и крови. И этот смертный снова бросил ему вызов и снова выстоял. Слабый человечек и его слабая женщина… «И талисман», — сказал некий голос. Нет, не голос, но нарастающая внутри агония.
Он открыл глаза.
И не увидел ничего, кроме огня. Огонь Ашара, который всегда был источником силы, теперь жег его. Он завопил, зная, как велик гнев хозяина. Пламя немного сникло — ровно настолько, чтобы он оценил положение, привел в порядок воспоминания, ощутил внутри пустоту.
— Талисман? — спросил он дрожащим голосом, не вполне уверенно.
«Талисман Кирье!» — бог выплюнул имя Госпожи, словно что-то отвратительное.
— Это Она дала им силу? — робкий лучик надежды, казалось, пробился сквозь грозное пламя.
«В Эстреване им дали камни — две половинки талисмана. С их помощью они и победили тебя».
Он вновь содрогнулся. Будь его глаза способны породить слезы, он бы заплакал, но этого ему было не дано.
— Кедрин был слеп.
«Кедрин вернул себе зрение, — ответил бог. — Вместе со своей женщиной он пришел в Нижние пределы. Он нашел того, кто ослепил его по твоему приказу. Борс вернул ему способность видеть».
— Борс? — в его голосе прозвучало недоверие. — Борс был моим человеком. Как он мог помочь Кедрину Кейтину?
«Похоже, Я создал слабое существо? — безграничное презрение хлестнуло его огненным бичом. — Или ты не знаешь, что все уравновешено? Что на каждый мой ход Она, — вновь слово прозвучало как плевок, — отвечает Своим ходом? Так предписано силой, над которой не властен даже Я. И поэтому тот, кого они зовут Избранным, вернул себе зрение. Я думал перехитрить Ее. Я рассчитывал, что ты подкупишь того, кого звали Хаттим Сетийян, и Я выиграю эту игру. Но нет. Ты подвел Меня, Тоз».
В нем начало подниматься негодование. Это не укрылось от бога. Боль нахлынула с новой силой, и он закричал. Он вопил, надеясь умилостивить хозяина, для которого вопли страданий были слаще любой музыки. Прошло мгновение, а может быть, вечность. Мука отступила, и он вновь заговорил, со страхом понимая, что молит о самом своем существовании.
— Я не знал, что он проник в Нижние пределы. Не знал, что он вернул зрение. Не знал, что он владеет одной половиной талисмана, а женщина — другой.
«А Я не мог предупредить тебя, — сказал бог. — Ее сила в Королевствах велика. И теперь, после Моего поражения, еще возросла. Только тебе Я доверил вершить свою волю».
— Что я и делал, — простонал Тоз. Он корчился, а пламя, терзавшее его, разгоралось все жарче. — Знай я о талисмане, я принял бы меры.
«Ты обрел знания тех, чьи души поглотил, — возразил Ашар. — Кедрин Кейтин и женщина по имени Уинетт были у тебя в руках».
Тоз вспомнил голубой свет — воплощение всего, чему он противостоял.
Этот свет, обрушившись на него, загасил питавший его силы огонь Преисподней.
— Я не мог выстоять, когда две части талисмана объединились, — выдохнул он.
«Не мог, — согласился Ашар. — Их сила слишком велика. Но теперь Мне известны две вещи».
Воцарилось молчание. Скорчившемуся в огне колдуну оно показалось предвестником надежды.
«Пока существует этот талисман, Я не могу даже надеяться одолеть Кедрина и Королевства. У Кедрина одна часть. У женщины — другая. Их любовь связывает их и делает камень единым. Пока они обладают этой проклятой вещицей, равновесие склоняется в пользу их Госпожи. Я должен вырвать у них обе половины».
— Женщина, — торопливо проговорил Тоз. — В ней его слабость. А в нем — ее. Разлучим их, пусть один станет наживкой для другого, а талисман — выкупом за жизнь пленника.
«Я до этого уже додумался, — с гневным презрением ответил Ашар. — И уже сделал Свой первый ход. На этот раз Меня ничто не остановит».
Тоз растянул безгубый рот в улыбке, хотя огонь Ашара палил его все так же нещадно.
— И какова моя роль, хозяин?
«У тебя ее нет, — изрек бог. — Ты исчерпал себя, больше Я в тебе не нуждаюсь. То, что Я задумал, Я исполню Сам. Теперь Кедрину Кейтину предстоит схватиться со Мной».
Улыбка на лице жука-богомола сменилась выражением нестерпимого страдания. Пламя взлетело выше и запылало жарче, стало всем, что он звал своей сутью. Ашар отнял у него свой дар — его жизнь.
Охотники Кэрока у дальних пределов Белтревана задрожали. Ночное небо озарилось пламенем. Звезды потускнели, полночь стала подобна полудню в разгар лета. Шкура мира треснула, выпуская наружу огонь Ашара. Столб мутного пламени уперся в небеса. Алые протуберанцы обращали вековые деревья в бледную золу, подхваченную адским вихрем. Могучие стволы падали, окружив исполинский костер широким венцом. Птицы на ветвях и звери, затаившиеся в норах, сгорали заживо. Те, кто успели выбраться, бежали от пожара, охваченные ужасом — дикие быки мчались бок о бок с гигантскими кошками, среди волков, выкатив безумные глаза, скакал олень.
Хищники не думали о добыче, а их жертвы — об опасности. Всех объединило одно желание — спастись от чудовищного пожара.
Из людей, однако, никто особенно не пострадал. Ибо не нашлось смельчака, который бы решился приблизиться к этому месту: именно сюда, согласно преданию, Ашар привел Посланца. То было место равно священное и проклятое. Посланец многое обещал, но вел племена Белтревана к поражению. Но воцарился мир, и уроженец Королевств, ставший хеф-Аладором по праву меча, все перевернул с ног на голову. К месту явления Посланца было решено даже близко не подходить. Поэтому в ту ночь пострадали лишь немногие. Кого-то задело сорванными бурей сучьями, кого-то ранили обезумевшие быки, во многих местах люди получили ожоги на пожаре — но это был обычный огонь, лишь порожденный адским пламенем. Люди поспешили укрыться в более гостеприимных областях леса, желая оказаться подальше от пожара. Их не слишком интересовало, выражает ли Ашар свой гнев или сетует о поражении. Пусть об этом спорят шаманы, когда придет время Летнего Сбора. Простые же воины, вкусившие горечь поражения, теперь предпочитали заниматься более земными делами, оставив богам самим решать свои споры.
Военачальника Высокой Крепости Рикола оторвали от ужина. На реке происходило нечто любопытное. Ничего подобного никто никогда не видел, и немалая толпа зевак собралась посмотреть на удивительное явление. На кешском берегу Идре народу наверняка толпилось не меньше.
Сержант, которого капитан стражи послал к Риколу, не верил, что это дело рук лесного народа. То, что двигалось вниз по реке, не могло быть сотворено руками людей. Что бы это ни было, оно приближалось так быстро, что в реку не успели спустить бревна-преграды. По его мнению, бревна все равно бы не задержали такую громадину. Рикол встревожился не на шутку. Оставив ужин, он оттолкнул стул и поспешил из трапезной, выкрикивая на ходу приказы. В итоге к толпе праздных любопытствующих присоединилась большая часть гарнизона. Стрелки выстроились на стенах с луками наготове, солдаты зарядили катапульты и баллисты. Рикол и его сопровождающие устремились на пристань. Оттуда они могли без помех следить за рекой.