Наконец Уинетт встряхнула головой, и волосы золотыми волнами укутали ее светлые плечи. Ее супруг стащил обувь, швырнул ее в сторону, повозился немного с завязками штанов, спотыкаясь, выбрался из них, и наконец стащил через голову нижнюю рубаху.
— Для того, кто хвастает полным неумением вести переговоры, ты был исключительно красноречив, — проговорила она. В это время Кедрин, запутавшись ногами в сброшенных штанах, свалился набок, одновременно пытаясь вытащить голову из ворота рубахи. Не успев освободиться, он мог ответить лишь глухим мычанием. Наконец он отпихнул надоевшие тряпки и, ухмыляясь, откатился дальше в постели.
— Ты так думаешь?
— Да, — без улыбки сказала она. — И ты, наверно, очень устал.
— Немного, — откликнулся он, потянувшись к супруге.
Она шагнула к постели.
Его руки легли на ее бедра и повлекли ее вперед, пока ее колени не наткнулись на живое препятствие и она не упала на него.
— В сущности, я не так уж устал, — пробормотал Кедрин и прильнул губами к ее шее.
По телу Уинетт пробежал трепет, и она склонила лицо к его нетерпеливым губам.
— Я тоже, — прошептала она.
Деруен Парс всю свою жизнь был рыбаком, как его отец и отец его отца. В самых ранних своих воспоминаниях он лежал на теплом одеяле, постеленном внутри мотка каната. Пахло рыбой, отец поднимал его над носом лодочки и качал над синей водой, что-то напевая, а мелкие волны плескались у его босых ног. Более отчетливо Деруен помнил, как впервые по-настоящему помогал отцу, как тревожился, что подкачает, и как пошла кругом голова, когда Верран Парс сказал ему: «Да ты прирожденный рыбак, сынок». Они тянули сеть, полную пандерсов — мелких серебристо-голубых рыбешек. Тогда Деруену не стукнуло еще и десяти. С того дня он всегда сопровождал Веррана на рыбную ловлю — сперва днем, а позже, как только отец счел его достаточно взрослым — то и ночью.
К тридцати годам Деруен Парс узнал об Идре все, что должен знать рыбак. Он видел ее спокойной, видел растревоженной бурей; знал ее течения, знал все ее богатства, все ее прихоти. Он знал, когда и куда придут косяки пандерса и в каких местах ставить удочки на большую темно-красную савве. Он видел, как утонул его отец, когда его лодочка перевернулась в пору весеннего половодья — но даже это горе не отвратило его от единственного в жизни дела, которое он знал и любил. Он починил пострадавшее суденышко и занял место отца, не слушая мольбы матери. Он стал лучшим рыбаком в Дриссе и в конце концов обзавелся прекрасным каменным домом — достаточно просторным, чтобы в нем не было тесно его матери и молодой жене, а потом и трем детям. Правда, никто из них не выказал ни малейшей склонности к его делу. Деруен старательно скрывал свое разочарование. Каждого из них он, в свой черед, брал с собой — и каждый рано или поздно говорил, что станет кем угодно, только не рыбаком. Деруен соглашался, к явному удовольствию бабушки. Вдова Веррана Парса терпеливо принимала то место, которое ее муж отводил реке в своей жизни, но после его гибели это терпение сменилось жесткой неприязнью. Да и жена была не так уж недовольна. Хотя она и любила Деруена, но не разделяла чувств, которые питал ее муж к великому водному пути. Однако она могла лишь непрестанно молиться в маленькой молельне посреди их городка, чтобы Госпожа хранила Деруена, когда он на ловле.
До сих пор Госпожа, похоже, внимала ее молитвам. Деруен разбогател и обзавелся двумя лодками — совсем новыми. Он нанял двух помощников и посадил их на большую «Волалле», сам же предпочитал трудиться в одиночку на «Верране» — он назвал лодку в честь отца.
В ту ночь луна, похожая на половинку лепешки, ярко светилась в ясном небе. Идре отливала серебром, как волосы матери Деруена. Почета шла на север, и Деруен мог поклясться, что никогда не видел столь многочисленных косяков. Он вывел обе лодки, самая крупная из его сетей висела между ними, готовая наполниться рыбой. Джилле Орнан и Фестин Льюел сидели в «Волалле», которая мерно покачивалась на якоре. Деруен одним движением рулевого весла развернул «Веррана», натягивая сеть так, чтобы захватить побольше плывущей на север рыбешки. Не отрывая пристального взгляда от главной бечевы, он положил весло и бросил якорь. Крепкий трос натянулся, как струна, и Деруен склонился над правым бортом, ожидая, когда подойдет рыба. Дальше от берега, выше и ниже по течению, виднелись смутные очертания других суденышек. Там тоже готовились к лову, и натянутые сети уже темнели над серебром вод. Эта ночь обещала рыбакам Дриссе богатый улов. Но ни в чем Деруен не был так уверен, как в собственной удаче. Он не сомневался, что выбрал лучшее место и занял его раньше других. Сегодня он зачерпнет из самой гущи косяка.
Теперь можно было немного отдохнуть, поджидая, когда сеть наполнится и «Веррана» отнесет к «Волалле». Тогда начнется тяжкая работа — вытаскивать улов. Завтра рыба будет выпотрошена и рассортирована. Ту, что покрупнее, он отвезет на кешский берег, где конники щедро заплатят ему за такую роскошь. При этой мысли Деруен довольно улыбнулся. Если так пойдет и дальше, он купит в мастерской Ларла Сеттона шкафчик, который так приглянулся жене. Деруен потянулся, разминая мышцы — гребля его почти не утомила, — и поглядел на луну. Скоро, скоро придет рыба, надо только терпеливо дождаться, пока Идре уделит ему от своих щедрот.
Он потянулся вперед, не сводя глаз с пробковых поплавков сети, отыскал под ногами непромокаемый мешок, развязал шнур и достал головку белого козьего сыра. Привычным жестом он отхватил большим ножом ломоть и, продолжая следить за сетями, начал жевать, наслаждаясь острым вкусом. Затем он отрезал еще кусок, убрал нож в ножны, а сыр в мешок и потуже затянул шнур. Дожевав, он глотнул густого крепкого пива, какое варили в их городке, и принялся за второй ломоть. И тут кусок встал поперек горла. Он наклонился, протер глаза и с недоверием уставился на то место, где только что были поплавки. Они уже не покачивались на мягкой волне Идре. Бечева натянулась стрелой, образовав клин, словно сеть была полна рыбы. Но острие указывало не на север, а на юг. Деруен тихо выругался. Похоже, сеть зацепило то ли корягой, то ли топляком. Правда, больше никакого плавучего мусора не было видно. Деруен передвинулся на середину лодки, приготовившись потянуть за главную бечеву — и изумленно крякнул, ощутив под пальцами частую дрожь. Поплавки исчезали под водой один за другим, а свернутая под банкой веревка стремительно разматывалась. Так не мог тянуть никакой косяк почеты, да и вообще никакая известная ему рыба. Это была его последняя мысль. Резко щелкнул натянутый трос якоря, «Верран» сильно дрогнул, обшивка днища под ногами из надежной опоры превратилась в опасный откос. Через борт хлынула вода. Деруен Парс закричал, чувствуя, как суденышко раскалывается под ним и Идре принимает его в холодные влажные объятия. На миг его охватил ужас. Легкие наполнились водой, ледяные иглы закололи в горле и в ноздрях при каждой попытке вдохнуть. Затем желание выжить одолело отчаяние, и он рванулся к поверхности. Голова прорвала залитую лунным светом поверхность воды. Моргнув, он успел увидеть, как «Волалле» закрутилась и опрокинулась — точь-в-точь, как отцовская лодка много лет назад. Но тогда было половодье, и это все объясняло. С отчетливостью, которая появляется лишь в минуты опасности, он увидел, как Джилле Орнан и Фестин Льюел прыгают из тонущей лодки в реку, и сквозь их испуганные крики услышал звонкое щелканье бечевы — словно лопнула струна огромной арфы. Деруена охватил слепой ужас. Он замер, перестав бить ногами по воде, и опять погрузился в реку. Новое потрясение вернуло ему силы. Он опять выбрался на поверхность — как раз вовремя, ибо глазам его предстал источник его ужаса.
Темная громада поднялась из воды — чернее ночи, на шее с талию толстяка качалась треугольная голова. Глаза чудовища полыхали зловещим огнем, огромную пасть с зазубренными острыми зубами окружала поросль колышущихся усиков, каждый из которых, казалось, жил собственной жизнью. Тварь все поднималась, сеть волочилась за ней, точно фата. Чудовищная голова нависла над «Волалле», на миг замерла, а затем рухнула всей тяжестью на суденышко и разнесла его в щепы. На месте, где она погрузилась, закружился водоворот. Чудище вновь вынырнуло на поверхность, и огромные челюсти схватили Фестина Льюела поперек тела. Душераздирающий вопль почти мгновенно оборвался. Окровавленный торс, бывший когда-то Льюелом, всплыл на поверхность и тут же исчез в пасти чудовища. Желудок Деруена вывернуло наружу. Как ни странно, это принесло облегчение, и рыбак, напрягая все силы, поплыл в сторону Дриссе. Тварь показалась над водой как раз между ним и берегом, и Деруену пришлось повернуть. И тут голова чудовища повернулась, и жуткие фосфоресцирующие глаза уставились на Джилле Орнане. Казалось, беднягу омыло кровавым светом. Тот обернулся, в его руке блеснул нож, и, едва огромная голова приблизилась, он нанес удар. С таким же успехом он мог кольнуть булавкой скалу. Челюсти разверзлись, клыки вонзились в мягкую плоть. Тварь мотнула головой, как терьер, схвативший крысу, Деруен почувствовал, как желчь поднимается к горлу и наполняет рот, но он не мог оторвать глаз от твари, пожирающей его друга. Потом оцепенение спало, и он изо всех сил замолотил руками и ногами по воде, захлебываясь и сплевывая.