Когда она решилась открыть глаза, видение пропало. Ее била дрожь, по щекам текли слезы. Сжавшись в комок, она пыталась успокоиться и лишь чуть позже осознала, что сжимает в руке талисман и молит Госпожу, чтобы увиденное оказалось неправдой. Но разве Эйрик не говорил, что водоем показывает то, что происходит на самом деле? Если то, что она видела — обман, значит, Эйрик обманывал ее. Или знает о водоеме меньше, чем утверждает. Но если он не ошибается, значит, это правда: ее муж и сестра стали любовниками.
Возможно ли такое? Уинетт не сомневалась, что Эшривель неравнодушна к Кедрину. Все время, пока они находились в Андуреле, эта привязанность становилась все сильнее, но Уинетт старалась не обращать внимания. Измученная виной, Эшривель была благодарна Кедрину за его участие. Из этой благодарности выросла обычная влюбленность, над чем Кедрин столько раз посмеивался.
Но если Кедрин поверил, что она мертва?
Неужели он так скоро забыл ее?
Может быть, это боль потери толкнула его в объятия Эшривели? Может быть, он ищет забвения в страсти?
Буря сомнений охватила Уинетт. Тщетно молодая женщина пыталась успокоиться. Истинно или ложно то, что она увидела в водоеме? Она снова сжала в ладонях талисман, надеясь обрести спокойствие. Только успокоившись, она сможет обдумать происходящее и понять его истинный смысл.
Если водоем не лжет, можно проститься с надеждой. Кедрин смирился с потерей и нашел утешение с Эшривелью. Он отказался от поисков, и ей суждено остаться здесь… до каких пор? Эйрик говорил, что время здесь ничего не значит. Тогда, возможно, она пробудет здесь до скончания веков.
Но если это ложь? Тогда…
Ей сделалось дурно. Положение становилось еще более угрожающим: это означало, что Эйрик пытается ее обмануть. Если он солгал, рассказывая о водоеме, он мог лгать и во всем остальном.
Лгал ли он ей?
И если лгал — то как далеко простирается ложь?
И кто он тогда, если не тот, кем кажется?
Она видела лишь один ответ. И если это действительно так… Кровь застыла у нее в жилах.
Тварь, созданная Ашаром, послушная его воле, похитила ее. Эйрик утверждает, что отнял ее у чудовища. Но что если оно несло ее именно сюда?
Уинетт оцепенела от страха. Ответ напрашивался сам собой: Эйрик — слуга Ашара. Она в плену у владыки преисподней.
Вся дрожа, она воззвала к милости Госпожи. Уродливый страх тугим узлом стянул ей внутренности. Здесь правит Ашар. Ни Госпожа, ни Кедрин не услышат ее и не придут к ней на помощь.
Во рту пересохло. Вспомнив, что она уже не у водоема, а в своем покое, Уинетт потянулась к столику, взяла кубок и поднесла его к дрожащим губам. От страха и отвращения вино показалось кислым. Сделав глоток, Уинетт снова сжала талисман в ладонях. Камень был теплым, его трепет отозвался в пальцах, проник в кожу, наполнил ее кровь и плоть, все ее существо. Дрожь постепенно уходила, исчезла сухость во рту, от которой не помогло даже вино. На нее снизошло удивительное спокойствие. Впервые Уинетт ощутила подобное на стенах Высокой Крепости, когда Грания объединила свой разум с разумом Уинетт и Кедрина, а потом — когда они с Кедрином бросили вызов Посланцу. Камень наполнял ее покоем и силой. Отчаяние соскользнуло с ее плеч, как расстегнутый плащ, и исчезло.
Талисман не мог обманывать ее. Кедрин был жив. И если ее талисман мог передать ей эту весть, то Кедрин, прикасаясь к камню Кирье, тоже мог узнать, что она жива. Значит, он будет искать ее. Она не представляла, каким образом он поведет свои поиски, но не сомневалась: он не оставит попыток. Знала и другое — знала так твердо, что могла бы поклясться собственной жизнью: понимая, что она жива, Кедрин не смог бы увлечься Эшривелью. Значит, водоем лжет!
При этой мысли Уинетт невесело улыбнулась. Это значит, что Эйрик тоже обманывает ее. Она больше не сможет доверять ему, равно как и водоему.
Уинетт подошла к алькову и ополоснула лицо холодной водой. Потом снова опустилась на стул и задумалась.
Кто бы ни был Эйрик — слуга Ашара или сам Ашар, в настоящее время он не может причинить ей вреда. Возможно, его удерживает талисман — мощь камня может связывать его силу. Уинетт помнила, как отпрянуло мерзкое создание, поднявшееся из унылых вод Нижних пределов, увидев талисман в руках Кедрина. И когда на Идре она бросилась в пасть чудовищу… Оно не смогло ее убить — возможно, благодаря талисману. Тогда и Эйрик — а, может быть, и сам Ашар! — бессилен, пока камень Кирье защищает ее. Талисман помог одолеть колдовство Тоза, сокрушить Посланца. Может быть, он поможет ей выстоять и против их хозяина. Она кивнула в такт своим мыслям. Талисман наполнял ее силой. Возможно, этой силы недостаточно, чтобы одолеть Эйрика. Но она может по крайней мере противостоять чарам, которые наполняют этот дворец, и не поддаваться отчаянию.
Кедрин — Избранный. И благодаря силе, которую дарует талисман, он сможет сокрушить Ашара. Может быть, дело именно в этом? Может быть, Ашар надеется, что Кедрин придет сюда за ней? Может быть, это ловушка — мир, не связанный с остальными мирами, место, где время не имеет значения, а пространство не подчиняется никаким законам?
А может быть, Эйрик с его лестью, любезностью, учтивыми манерами надеется выманить у нее камень, который она носит? Чего он хочет? Не допустить, чтобы половинки талисмана соединились? Использовать силу, которая поддерживает ее сейчас, для каких-то неведомых целей? Если так — ему будет непросто добиться своего. К каким бы хитростям он ни прибегал, она не позволит лишить себя талисмана.
Уинетт сидела, погруженная в свои мысли, но полная решимости. Она не знала, каков будет следующий ход в этой странной игре, но вера ее была теперь неколебима. Никто больше не убедит ее, что Кедрин забыл о ней. Он будет искать ее, найдет, и она готова помочь ему.
Страх все еще не покидал ее. Но теперь Уинетт обрела спокойствие и могла совладать с паникой. Она разделась, натянула шелковую ночную рубашку, потом задула свечи, вошла в спальню и посмотрела в окно на темнеющий лес. Гроза приближалась. Воздух замер, напитанный теплой влагой. Казалось, ее можно попробовать на вкус, она прикасалась к коже, точно лапки невидимых насекомых. Ни луны, ни звезд — небо, набухшее дождем, опустилось совсем низко и давило всей своей тяжестью. Над лесом пронеслась белесая молния, выламываясь в странном танце, потом еще и еще. Молнии беззвучно сшивали небо и лес, взбаламученный порывами ветра. Сквозь удушливо-липкую теплоту воздуха Уинетт уловила запах горящего дерева, потом к нему примешался сладковатый, одуряющий до тошноты смрад паленого мяса. И тут в небе словно распахнулись шлюзы, и дождь хлынул сплошной стеной. За этой завесой ничего не было видно. Скрылись из виду лес и лужайки — все потонуло в непроницаемой серой мгле.
Гроза должна была освежить воздух, но ничего подобного не произошло. Вязкая духота только усилилась, в комнату снова пополз запах разложения. Уинетт захлопнула окно. Духота была предпочтительнее этой омерзительной вони, да и цветы могли немного освежить воздух… И тут Уинетт обнаружила, что цветы в хрустальных вазах поникли и увяли, а на опавших лепестках уже проступили пятна гнили.
Оставайся она в том состоянии, в каком поднялась в спальню, это вызвало бы еще большую подавленность. Серая пелена отгородила ее от всего мира, усиливая одиночество, безотрадная ночь не могла породить ничего, кроме отчаяния. Но талисман по-прежнему питал силы молодой королевы, и она не желала уступать унынию. Все это могло быть только уловкой, призванной сломить ее волю. Что ж, пусть старается! Уинетт собрала увядшие цветы, вынесла их в прихожую и швырнула в очаг. Кедрин ищет ее, напомнила она себе. Исполнившись решимости не поддаваться никаким запугиваниям, Уинетт отправилась в постель. Простыни, обычно хрустящие и прохладные, теперь напитались влагой и липли к коже, как погребальные пелены. Уинетт отбросила их, сжала талисман в руках и попыталась уснуть.