— У Кедрина есть вторая половина талисмана, — проговорила Уинетт, силясь разгадать мысли Эйрика. Но в его глазах читалась лишь искренность, лицо выражало лишь чистоту намерений.
— Верно, — согласился он. — И я не спорю: Камень защищает его. Но боюсь, этого недостаточно. Пойми, дорогая Уинетт: Ашар правит здесь безраздельно. Он сделает все, чтобы погубить Кедрина — или хотя бы остановить его. Я хочу помешать его козням.
Уинетт вытерла губы. Она все еще разрывалась между доверием и сомнениями. Эйрик молчал: он явно ждал ее ответа.
— Может быть, мне и вправду стоит взглянуть на твое устройство, — выдавила она.
Эйрик расцвел в улыбке. Сейчас в его глазах горел задор мальчишки, который жаждет похвастаться своей самоделкой.
— Как только пожелаешь, — ответил он.
— Пойдем сейчас.
Эйрик встал, отодвинул стул и подошел к Уинетт. Она приняла его руку, и Эйрик повел свою гостью через двор, к дверце, окованной полосами серебристого металла, на которых были награвированы руны. За дверью оказалась комната, пол которой покрывали изразцы цвета ржавчины, черные стены также исписаны рунами. Из конца в конец протянулись два ряда колонн из малинового мрамора. Комната была совершенно пуста — ни мебели, ни украшений. Напротив находилась еще одна дверь, тоже окованная серебром — первая дверь во дворце, которая оказалась заперта. Эйрик достал из-за пазухи позолоченный ключ. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Уинетт вздрогнула: она никак не ожидала, что окажется в том самом темном зале за каморкой, в которой находился водоем. Правда, теперь здесь не было темно. По стенам горели свечи и факелы, со сводчатого потолка спускались люстры, которых она прежде не заметила. Свечи источали тягучий приторный аромат. И трон уже не казался сгустком тьмы. Теплое сияние свечей отражалось от полированного базальта, трепет отблесков наполнял мрачный камень, словно оживляя его. У подножья трона, образуя круг, стояли треножники из матового черного металла, каждый был увенчан толстой свечой. А внутри круга возвышалось причудливое сооружение из золотых нитей и хрусталя. О его предназначении можно было только догадываться. Тонкие столбики прихотливо обвивали друг друга, ограненный хрусталь разбрасывал радужные блики. От этого блеска рябило в глазах, и Уинетт оставила попытки проследить взглядом бесчисленные извивы. Всю эту странную конструкцию венчало девять тонких спиц, соединявшихся так, что образовывалась чашечка.
— Твой талисман я помещу сюда, — с улыбкой проговорил Эйрик, — прости… собираюсь поместить. Без него это устройство — просто красивая безделушка.
— А с талисманом? — тихо спросила Уинетт, щурясь от слепящего блеска.
— А с талисманом… — Эйрик повернулся к ней и взял ее за руки, словно стараясь придать своим словам большую убедительность. — С талисманом оно превратится в тот самый маяк, который пошлет Кедрину зов и укажет путь сюда. Более того: покажет самую безопасную дорогу, в этом я почти уверен. Это все равно, что соединить две половинки талисмана. Такой силы хватит, чтобы обезвредить любые ловушки Ашара.
Он глядел ей прямо в глаза. Танец золотых искорок вокруг зрачков околдовывал, во взгляде читалась воля, перед которой было невозможно устоять. Уинетт чувствовала пожатие его рук — оно успокаивало. Она снова всмотрелась в его лицо — это была сама честность. Его взгляд развеивал последние сомнения — как солнце, которое разбудило ее утром. Тогда она увидела, что дождь прекратился, и таинственная страна прекрасна. Воспоминания, порожденные отчаянием и утраченной надеждой, молнией пронеслись у нее в голове. Вот она стоит на крыше дворца и перебирает в уме картины, которые явил ей водоем… «Доверься мне», — говорили его глаза. «Я только хочу помочь тебе», — твердили руки. «Верь мне», — призывала его улыбка. Подозрения и сомнения дрогнули. «Если перед тобой враг, талисман погубит его, — говорил в самой глубине души тихий голосок. — Вспомни: Посланец не смог выстоять против силы амулета. Она сокрушит любого, кто враждебен Кирье». — «Кедрин может погибнуть без твоей помощи, — вторил ему таинственный шепот, — и Тепшен Лал, и Браннок — все они могут пасть жертвами Ашара. Ты должна спасти их. Ты должна позволить Эйрику помочь им. Иного пути нет».
— Ты уверен? — медленно проговорила Уинетт. — Ты уверен, что иного пути нет?
— Да, — торжественно произнес Эйрик.
Уинетт высвободила руки, и они сами собой поднялись и коснулись цепочки на шее. Эйрик по-прежнему не сводил с нее глаз. Она сняла цепочку через голову. Эйрик стоял неподвижно. Уинетт сжала Камень в руке.
— Тогда возьми его, — произнесла она. — И помоги Кедрину.
— Ты отдаешь его по доброй воле? — он все еще не коснулся Камня.
— Да, — выдохнула она. — По доброй воле.
Эйрик протянул ладонь, и Уинетт вложила талисман в его руку.
— Спасибо, — улыбнулся он. И торжествующе засмеялся. Казалось, от этого смеха мир сдвинулся со своего основания. И Уинетт, охваченная ужасом, пронзительно завопила.
Манускрипт в кожаном переплете выскользнул из рук Герат и упал на пол. Старшая Сестра приоткрыла рот, ее глаза расширились, по телу пробежала дрожь. Казалось, чудовищной силы удар обрушился на нее. Из груди вырвался сдавленный крик, в котором было больше ужаса, чем гнева. Злобный хохот зазвучал у нее в ушах. Герат тряхнула головой, охваченная дурным предчувствием, и с пересохших губ сами собой сорвались слова — слова, которых она не хотела ни слышать, ни произносить:
— Он добился своего. Не оставь нас, Госпожа… ибо Он завладел талисманом.
Кедрин и его спутники проснулись. Местность, представшая их взорам, так походила на мир живых, что первым чувством было недоумение. Ужасы минувшей ночи еще не истерлись в памяти, а состояние Браннока достаточно красноречиво подтверждало реальность этих событий. Плоскодонка спокойно скользила по широкой реке. По берегам мирно зеленели леса и луга, точно такие же, как на Тамурском нагорье. Вода искрилась, под деревьями дрожало кружево солнечных пятен, ласковый ветерок, шурша листвой, доносил приветливые птичьи трели. Оборотни Тарона казались кошмарным сном, который рассеялся вместе с темнотой ночи. То и дело друзья видели на берегах нарядных людей. Те окликали путешественников, предлагая им сойти на берег и разделить с ними трапезу и досуг. Однако никто из этих гостеприимцев не осмеливался ступить даже на мелководье. Похоже, проточная вода была для них непреодолимым препятствием. Подданные Тарона не преследовали лодку, ограничиваясь уговорами. Кедрин начинал думать, что после всех перенесенных испытаний на время плавания его спутники получили передышку. Юноша развалился на корме, Тепшен сидел на носу, вглядываясь в даль, а Браннок вытянулся на скамье. Поначалу казалось, что полукровку просто разморило на солнышке, и он дремлет, но все оказалось куда хуже.
Когда Браннок начал стонать, Кедрин не обратил внимания. В конце концов, это мог быть просто дурной сон. Но стоны стали громче, тело спящего забила дрожь. Кедрин присел рядом, осторожно потряс за плечо, чтобы разбудить — и обнаружил, что на коже у полукровки обильно выступил липкий пот. Браннок поднял веки — глаза казались остекленевшими — и бессмысленно уставился в пространство. Губы у него пересохли, в уголках рта запеклась пена. Смуглое лицо бывшего разбойника осунулось, кожа приобрела землистый оттенок.
Кедрин поспешно откупорил флягу и поднес к его губам. По мере того, как Браннок пил, его взгляд становился более живым.
— Мне снилось… — с усилием проговорил он и умолк, озираясь по сторонам, словно не понимая, как здесь очутился. — Мне снилось, что эта тварь… поймала меня… и я стал одним из них.
— Ты в безопасности, — сказал Кедрин. — Сомневаюсь, что они смогут добраться до нас, пока мы плывем по реке.
Браннок с облегчением улыбнулся, и Кедрин увидел, что он уже снова спит. Перегнувшись через борт, Кедрин умылся и, выпрямившись, поглядел на Тепшена. Кьо поймал его взгляд. Выражение его лица не предвещало ничего доброго. Подойдя к раненому, Тепшен уложил его поудобнее и тихо сказал: