Выбрать главу

Рэп я начал слушать достаточно давно. Еще в шестом или седьмом классе. Только полные лохи не смотрели первый клип Bad Balance по MTV. Я знал его наизусть. Вот вам моя политика, наша политика! — кричал я перед телевизором и выгибал три пальца на правой руке пистолетом. Я свободе-е-ен, как птица в ясном небе! Я лечу-у-у на голубой планете! — шептал я про себя, засыпая на общем с братом широком диване.

Первый альбом Децла я слушал в кассетном плейере будучи пионером седьмого отряда детского оздоровительного лагеря “Карбышев”. Вначале Децл был хорош, чего уж там. Задорные рифмы помноженные на широкие штаны. Это было действительно круто. Я хотел быть как Децл. Стоять на сцене с микрофоном, носить дреды и кепку с прямым козырьком. Танцевать брейк-данс. Особенно я хотел танцевать брейк-данс.

Однажды мама зашла в комнату как раз в тот момент, когда я пытался исполнить самый сложный элемент в брейк-дансе — встать на голову и покрутиться. Я только начинал раскручиваться и не видел маму. Она что-то сказала, я дернулся, не рассчитал равновесие и с грохотом упал спиной на угол дивана. Мама вскрикнула. Я выругался. Так прошло увлечение брейк-дансом.

После Децла я начал слушать всех подряд — Мистер Малой кричал про молодых, группа DA-108 из Питера рассказала мне про баскетбол, под “Ртуть” из Омска я целовался на школьной дискотеке и млел от счастья. Ночами я слушал мистические притчи группы “Злой Дух” из Казани. Суровые Пацаны из Ростова горевали про своих друзей из группировки “Песочные Люди”, которых никак не выпускали на свободу. Адвокат не пришел на суд, мудозвон…

К девятому классу я прослушал русский рэп вдоль и поперек.

Но Многоточие — это совсем другое. Это было реально. Не знаю, почему, но они цепляли. Жестко цепляли и сильно. Их текста я знал наизусть. Все остальные группы я слушал с удовольствием, а под Многоточие меня выворачивало. После пары треков становилось хорошо и страшно одновременно, я как будто отделялся от собственного тела и становился музыкой. Голоса были реальны, сюжеты — жизненны, буквы в словах оживали, шипели, ерзали и проникали глубоко в мозг. Эти парни читали про меня и для меня. Я их не слушал, я ими жил.

Сто пятьдесят рублей нашлись быстро. Сработал старый метод. Полтиннк из закромов. Еще один полтинник у папы с тумбочки, трицон из сумочки у мамы. Занял двадцать у брата и готово. Сто пятьдесят рублей как с куста. Вечером позвонил Мухе, подтвердил участие, он довольно пробурчал и быстро повесил трубку. Наверняка, опять в Диабло долбится.

Ночью я никак не мог заснуть, думал про концерт. Старый кассетник на сотый раз крутил альбом “Жизнь и Свобода”, а я пытался представить, как они выглядят, во что одеты. Кем нужно быть, чтобы сочинить такие текста?

С утра встал, почистил зубы и включил магнитофон. Интересно, что будут читать на концерте? Как выглядит Руставели? Как вообще бывает на концертах?

Я решил проверить интуицию, вырвал листок из тетради, взял ручку и накидал список трэков, которые обязательно должны быть. “Жизнь и свобода”, понятное дело. “В жизни так бывает”, ну это вообще хит, хотя мне не нравится, слишком медленно и заунывно. Не люблю, когда поют, гораздо лучше, когда жестко и резко читают. “Fake MC’s”, наверное, там телка неплохо читает. Лика вроде зовут или Лина. Звенящий и вибрирующий “Кто не бахался” — практически гимн наркоманов.

Я сел перед магнитофоном и переслушал еще раз все песни со всех альбомов, что у меня были. На это ушло два часа, пару раз заглядывал брат, но я его выгнал. Подумал, накидал еще четыре трэка. Завершил список композицией “Щемит в душе тоска”. Готово.

В четыре позвонил Муха, я подбежал к телефону.

— Здорово — сказал он — Ну че, ты готов?

— К обороне страны? — спросил я.

— К удару по печени — ответил Муха — Давай через полчаса на остановке встретимся и в центр рванем. Перед концертом нужно успеть накинуть по грамуле.

— Понятное дело — сказал я — Там внутри дорого, наверное.

— Надо думать дорого — сказал Муха — Все-таки в клуб идем, а не в пятый подъезд сэм жрать.

— Ты, может, чё из дома возьмешь? — сказал я.

— В смысле?

— Ну, может, чекан у тебя недопитый есть или водяры в бутыль отольешь?

— Расслабься, босота — сказал Муха — Сегодня шикуем, у меня рублей двести свободных есть.

— Ну и заебись — сказал я — Теперь я спокоен как камень.

Я натянул джинсы и футболку. Список трэков спрятал в карман, проверил сто пятьдесят рублей, зашел на кухню. Родители на работе, на столе — записка от мамы. “Сынок, я приготовила борщ и макароны. Они в холодильнике, обязательно покушай и Леше напомни. Буду к семи. Мама”.

Я заглянул в холодильник. Борщ и макароны выглядели непривлекательно. Но на пустой желудок пить еще хуже. Нужно закинуть в себя немного еды.

— Малой! — крикнул я в комнату брата — Малой, ты слышишь меня?

— Чё? — донесся недовольный голос.

— Жрать будешь? — крикнул я.

— Потом — ответил Леха — Сейчас не хочу.

— Потом не будет — крикнул я.

Брат ответил молчанием. Я не стал разогревать, зачерпнул ложкой борща прямо из холодильника, руками выудил кусок мяса и начал жевать над раковиной. Вкусно. Мясо из борща — самая вкусная часть. Пара капель упала мне на джинсы, и я растер их рукой. Желудок наполнился пищей, обволок себя какой-то пленкой и благодарно заурчал. Теперь можно смело выпивать. Муха банкует.

Стоим на остановке, ждем восемьдесят второй автобус до улицы Багратионова. Душно. В полдень солнце работало на полную катушку, а сейчас уже немного успокоилось. Машин мало, а те, что проезжают — поднимают пыль по краям дороги. Кроме нас на остановке — человек шесть, в основном, бабки. Они громыхают ведрами, наполненными разнообразной снедью из огородов. Огурцы, клубника, малина, картошка, вишня, какие-то цветы и широкие листья лопуха. Дары лета, короче. Весь день бабки трудились на своих огородах, а теперь везут добычу домой. Солить, варить, мариновать, закатывать в банки, делать варенье. Бабки готовятся к зиме. А зима в Сибири длинная и суровая.

Муха где-то надыбал широкие штаны и футболку с длинными рукавами. Одежда висит на нем как на пугале.

— Ты чего вырядился? — спросил я.

— Ты че, ваще деревня? — фыркнул он — Это моя рэп-одежда, моя амуниция. Там без широких штанов не пускают.

— Че реально? — на секунду испугался я.

— Ты дебил что — ли? — заржал Муха.

— Нет — сказал я и подумал, как же по-королевски я иногда умею тупить.

— Вот и не задавай дебильные вопросы. Мы же на концерт идем.

— Ладно — сказал я — Не выебывайся. О, автобус наш идет!

Подкатил восемьдесят второй, мы залезли внутрь и прыгнули на задние сиденья. Бабки расположились по автобусу равномерно как огурцы по грядке.

— Смотри — сказал я и полез в карман — Я тут небольшой плэйлист составил. Думаю, эти трэки точно исполнят.

— Ну-ка дай глянуть — вырвал Муха листок — Да. Ты, я смотрю, конкретно заморочился. Подготовился как к уроку. Жизнь и свобода… Кто не бахался… Ну да, да, нормальный выбор. А мне знаешь еще какая нравится?

— А?

— Вот эта — достал он кассетный плеер — Тут в начале телка поет. Расстояния, версты, дали…

Муха дал мне один наушник, а второй оставил себе. Я вслушался. Да действительно красиво. Пронизывает. Что-то я никогда и не отмечал для себя.

— Хочешь прикол? — ухмыльнулся он.

— Давай — сказал я.

— Вот этот текст, короче — перекрутил он на начало — Где девушка поет. Расстояния, версты, дали…

— Ну — перебил я — Четкий текст, да.

— У нас на литературе недавно были поэты Серебряного века или что-то там такое. Заставляли учить, в общем, по три стихотворения из разных поэтов. И потом рассказывать.

— И…?

— Я в своих книжках дома порылся, старые еще, советские. Ну, на предмет покороче выбрать. Маяковского взял, еще кого-то, не помню уже. Открываю томик Марины Цветаевой, ищу по три-четыре четверостишия. И смотрю, в общем, этот текст, прям один в один!