Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и обошел все пять комнат. Лишь одна из них была открыта, и в ней имелась живая душа. У души были длинные ноги, коротенькая юбочка и, словно приклеенное не к тому телу, лицо. Строгое, в очках, с короткой стрижкой. Учительница начальных классов на первом году службы.
— Добрый день.
От неожиданности девушка выронила кучу папок на пол. Похоже, она разбирала шкаф, и люди сюда никогда не заходили. Вежливое приветствие возымело эффект разорвавшейся гранаты.
Журавлев помог девушке собрать папки с полу и сложить на подоконник, так как столы и стулья были уже завалены макулатурой.
— Вы меня извините, я вас напугал.
— Нет, ничего. Я уже никого не ждала в такое время.
— Кто-то вас обманул?
— Нет. Этот человек обманывать не может. Значит, у него нашлись более серьезные дела. У нас испорчен телефон, а номер моего мобильного он не знает.
— Очевидно, речь идет об Омельченко Родионе Лукиче?
— А как вы догадались?
— Сам его ищу не один час, и все впустую.
— Значит, что-то не так. Не зря я беспокоюсь. Ведь у него на руках крупная сумма денег.
— Я знаю о документах, а о деньгах ничего не слышал.
— Тридцать тысяч долларов. Арендная плата крытого Дворца спорта за проведение крупного конгресса, который состоится в понедельник. Деньги потребовали предоплатой, а за субботу и воскресенье они не пройдут через наши банки, и пришлось изыскать наличные. Но зачем, не понимаю, он повез их сам. Надо было нанять инкассаторов. А Родион Лукич решил сам везти. Говорил, что должен лично отдать деньги и получить расписку. Не хотел подключать к делу третьих лиц.
— Когда в последний раз вы разговаривали с ним?
— Вчера днем по телефону. Он собирался вечером приехать в Сочи. На день рождения, а потом, очевидно, в гостиницу. Сегодня утром хотел сдать деньги и приехать сюда. Мы собрали материал для следующей передачи. Родион Лукич сменил сетку вещания и сказал, что его программа выйдет в понедельник вечером с сенсационным материалом. И настроение у него было бойкое, веселое, немного нервозное.
— Я слышал, будто он останавливается в отеле «Магнолия». Это так?
— Обычно там. Но я звонила в отель. Мне ответили, что Омельченко к ним не приезжал.
— Какая у него машина?
— БМВ седьмой серии вишневого цвета.
— Номер не помните?
— Нет. Но знаю, что у машины вмятина под правой нижней фарой. Я не обращала внимания, это он все сетовал, что не может найти хорошего жестянщика и краску подобрать трудно.
— Вы разбираетесь в машинах?
— С его слов. Он часто возил меня в Краснодар и обратно. Всю дорогу только о машинах и разговаривал, как рыбак об улове. Автомобилист-фанатик.
— Кто мог еще знать о деньгах?
— Два-три человека. Надежные люди. Они были заинтересованы в том, чтобы деньги попали к адресату.
— В чем он мог их везти? Сумма не маленькая. Девушка достала из несгораемого шкафа кейс из темно-коричневой замши с золочеными номерными замками.
— Он всегда ездит с этим портфелем.
— Минуточку, но как он у вас оказался?
— Это не тот портфель. На десятилетие программы нашей редакции руководство телевидения подарило десять таких «дипломатов». Нас поздравляли и сказали, что серьезной политической передаче нужны солидные работники, и каждому вручили по портфелю.
— Вы не могли бы мне временно одолжить свой кейс?
— Зачем? — Она сделала паузу, — Кажется, я от расстройства слишком разболталась.
— Не переживайте. Как вас зовут?
— Ангелина Неверова. Геля.
— Геля с соответствующей фамилией. Мне можете верить, мадемуазель Неверова. Я детектив. Моя задача найти Омельченко и помочь ему, если он попал в передрягу. Уверяю вас, что меня об этом попросили его настоящие друзья. Те, кто должен выступать в понедельник на конгрессе.
— Хорошо. Я вам отдам портфель. Берите, он пустой, я все равно им не пользуюсь. Мне солидность ни к чему. Скажите, вы найдете Родиона Лукича?
— Постараюсь.
— Спасибо вам.
Девушка выглядела растерянной и печальной. Вряд ли она поверила в талант посетившего ее сыщика.
Журавлев потоптался и задал еще один вопрос:
— Вы знаете Менделевича Давида Осиповича?
— Конечно. Очень богатый человек. Все спортивные комплексы Большого Сочи принадлежат ему. Фактически, но на бумагах, думаю, выглядит все иначе.
— Значит, мы не можем исключать, что деньги за аренду предназначались ему?
— По логике вещей так и должно быть. Но точно ничего утверждать не могу. Менделевич превратился в невидимку, оградившись заборами и многочисленной охраной. Мне кажется, его прижала местная мафия, желающая все прибрать к своим рукам. Спортивные комплексы приносят большие доходы. Менделевич — человек сильный, решительный. Его не просто запугать, и без боя он ничего не отдает.
— Они могут его убить?
— Вряд ли. Частная собственность перейдет к родственникам. Ничего не изменится. Они хотят добиться добровольной продажи спортивных комплексов. Его доведут до белого каления и вырвут акции из рук. Вот что натворила идиотская приватизация. Когда-то Менделевич всего-навсего был директором стадиона. Он скупил всё на проклятые ваучеры, всё, вплоть до спортивного инвентаря.
— Значит, не зря был директором. Извините, Геля, что оторвал вас от дел. Я постараюсь найти вашего шефа. Надеюсь, что с ним все в порядке. Она ему не поверила.
Выходя на улицу, Журавлев пытался анализировать. Скорее всего, деньги Омельченко вез для Менделевича. И тот и другой были на вечеринке у Зернова. По законам логики Омельченко там и передал ему арендную плату. Какой смысл им еще раз встречаться по одному и тому же поводу? Но как это выяснить точно?
Он сел в машину, развернулся и поехал в Сочи.
В пять часов вечера Журавлев подъехал к особняку Менделевича, расположенному в противоположной стороне города от того места, где ждала его Лика. Он даже не вспомнил о девушке, думая о насущных проблемах.
Все правильно. Высоченный кирпичный забор и колючая проволока. Такую крепость штурмом не возьмешь. Журавлев подошел к воротам и позвонил. Сработало переговорное устройство, ему даже калитку не открыли.
— Назовите себя.
— Я прибыл по поручению Родиона Омельченко. У меня дело к Давиду Осиповичу.
— Какое дело? — спросил динамик
— Конфиденциальное. Разговаривать я буду только с ним.
— Ждите. Сейчас выясним.
Спустя десять минут, когда Журавлев уже отчаялся ждать, в стальных воротах приоткрылось окошко, через которое, кроме одного серого глаза, ничего увидеть не удалось. Зрачок бегал по сторонам в поисках засады. Но ничего интересного не нашел.
— Давид Осипович уехал вчера в Москву. Его нет в городе. Что ему передать?
— Передайте, что он только что упустил шанс поквитаться с противником. Я позвоню ему вечером.
— А вы знаете, что Омельченко убит?
— Мог предположить. Он оставил нам очень много забот и хлопот, а сам отстранился от дел и улетел на небеса.
— Кто вы?
— Можете добавить своему хозяину, что я доделываю поручение главы администрации города Зернова за тех, кто прошедшей ночью не сумел его завершить.
Дальше разжевывать не имело смысла. Журавлев повернулся и направился к машине. Еще одна осечка. Менделевич так просто к себе не допустит, а прокурор звонить ему не хочет. Может, и правильно. Курьеры ничего о прокуроре не знали, и почему кто-то должен ему доверять. Должность — еще не гарантия. Во всяком случае, у Менделевича будет время подумать, взвесить и оценить ситуацию, и наверняка он ответит на его телефонный звонок. Трудно поверить, что такой человек, как Менделевич, согласился стать курьером, но, с другой стороны, ради избавления от мафиозных структур он пойдет на многое, пока те не вышвырнули его на обочину. Так или иначе, но Менделевич знает немало, и, возможно, один из конвертов хранится у него.