— Профессор у хозяина. Я думаю, ему вправят мозги на место. От рук отбился. Гений недорезанный.
Шелест с трудом успевал ухватывать суть разговора. Профессор — Веймер, как он успел догадаться. Он слышал, как о нем говорили, когда спускались в гараж его встречать. О сыне Берзина и Зернова он ничего не понял. При чем тут профессор? И почему молчит Оксана, когда говорят о ее сыне, или она еще не спустилась в гараж?
Пока он соображал, машина дернулась и тронулась с места. Все, что его сейчас беспокоило, так это крышка багажника. Только бы не открылась! Но машина даже не притормозила у ворот, а выскочила на улицу и понеслась в сторону аэропорта по прибрежному шоссе.
Его трясло, как мячик, голова то и дело стукалась о крышку и резиновый баллон запасного колеса. Мозги сотрясались, как спички в коробке, и, как ни странно, стали лучше работать.
Вот что они задумали! Оксана в машине. Как он сразу не догадался, что Рубин решил от нее избавиться! Зачем она к нему пошла? Дура! А теперь…
Машина завиляла, Шелест выпустил галстук из рук, и багажник поднялся. Он видел, как шофер катится по траве газона — он выпрыгнул на ходу.
«Форд» подпрыгнул на трамплине и взлетел вверх. Мало Шелесту полетов на лифте, теперь он пилотировал на «форде». Как жаль, что у него нет крыльев. Машина взлетела вверх ракетой, набрала максимальную высоту — метров тридцать над морем — и начала пикировать носом вниз.
Сказочные мгновения, если смотреть со стороны, да еще по телевизору, сидя на диване.
А Шелесту пришлось действовать. Он выбрался из багажника и, что было сил, оттолкнулся от машины.
Она упала в море первой. Почти у самого берега набережной. Шелест влетел в воду чуть дальше и ушел на глубину.
Вынырнуть он все же сумел. Попытка спасти женщину ни к чему не привела. Он уходил в воду несколько раз, но вытащить Оксану из кабины не удалось. «Форд» ударился о дно. Салон смяло, двери заклинило.
Шелест поплыл к берегу, где собралась огромная толпа зевак. Надо удирать.
Мокрый, он забился в телефонную будку и позвонил в милицию. Елистратова на месте не оказалось. Он передал дежурному сообщение об аварии и добавил, что это стопроцентное убийство.
В таком виде даже в задрипанный городской автобус не сядешь. Пришлось идти на пляж, разложить вещи под солнышком и греть свое пузо.
Диктофон вышел из строя, но пленки лежали в пластмассовых футлярах и не очень пострадали.
Наконец-то он разогнулся, даже мог потянуться и восстановить события в памяти.
Не жизнь, а винегрет.
4.
У обнесенной неприступным забором крепости Давида Менделевича крутилось слишком много бездельников, вовсе не похожих на курортников, а напротив ворот стояла «волга», в которой сидело четверо мужчин. Что они могли делать там в такую жару? Если бы ждали кого-то, то для этого «кого-то» имелось бы место в машине, но «волга» забита под завязку. Все обозримое зрелище очень настораживало Лелика Зернова. Машинам здесь вообще не место. Напротив парк, и жилых домов поблизости нет.
Осторожность осторожностью, но выбирать не приходилось. Леня подошел к стальной калитке и нажал на кнопку звонка.
Окошко в калитке открылось. Из узкой щели на него уставились два пронзительных черных глаза.
— Что вам нужно, молодой человек?
— Поговорить с хозяином дома, — тихо ответил Зернов-младший.
— Давид Осипович в Москве, нам неизвестно, когда он вернется.
— Вряд ли в эти сказки верят те бугаи, которые сидят в машине за моей спиной по другую сторону дороги. Я не из их компании. Доложите хозяину, что его хочет видеть Леонид Зернов, сын покойного Виктора Арсеньевича. Дело важное, а времени мало. Можете ничего не отвечать, а только передайте ему мои слова. Минут пять я подожду, но не уверен, что эти господа из машины не заинтересуются мною вплотную раньше, чем вы вернетесь.
Окошко захлопнулось. Леня чувствовал себя полным идиотом: тридцатиградусная жара, а он в черном костюме и в пропотевшей рубашке. На такого идиота невозможно не обратить внимание. Менделевич трус! Зря отец ему доверял. Теперь этот хмырь носа не высунет из своего бункера, а порядочные люди должны унижаться и умолять его выслушать.
Щелкнул засов, калитка открылась. Перед Леонидом стояли два вооруженных автоматами охранника.
— Зайдите, господин Зернов.
Он вошел, и калитка за его спиной с лязгом захлопнулась.
Огромная территория представляла собой огороженную часть парка, скорее, даже леса, без стриженых кустарников и клумб. И только асфальтированные дорожки с бордюрами говорили о том, что здесь обитают люди.
Его встретила дама, что очень удивило гостя.
— Следуйте за мной, молодой человек, — произнесла приятная во всех отношениях женщина. Повернувшись, она пошла по дорожке.
Парня обыскали с головы до ног и делали это тщательно, так что ему пришлось догонять гида по слуху. Ее шпильки цокали по асфальту, как молоточки.
Среди деревьев то и дело встречались охранники с автоматами в камуфляжных футболках и черных косынках, затянутых на загривках. Очнешься в таком месте случайно и решишь, что попал в лагерь боевиков.
Дамочка шла быстро, семеня стройными ножками, будто боялась не устоять на каблуках, если сбавит ход или остановится.
Дом в три этажа, решетки на окнах, ни одного балкона, только гладкие стены.
Его проводили на второй этаж в гостиную и предложили подождать.
Минуты через две появился хозяин. Они не раз видели друг друга, и представляться им не пришлось.
Давид Менделевич, человек малорослый, худощавый, с редкими черными волосами, в домашней одежде совсем не был похож на олигарха, пусть даже местного масштаба.
— Вы, я вижу, прямо с похорон, Леня. Примите мои соболезнования. Не ожидал вас увидеть.
Хозяин был почтительно вежлив, но холоден.
— Позапрошлой ночью вы были у нас в доме, — с места в карьер начал молодой человек. — Отец передал вам конверт с очень важными документами. Вы должны были отвезти его адвокату Садальскому. Цель моего визита — выяснить, успели вы это сделать или нет.
Менделевич долго изучал парня, будто примеривался, куда ему врезать: в нос или подбородок.
В конце концов он предложил ему сесть. Они устроились за большим круглым столом, как деловые партнеры, готовые к переговорам.
— Мне очень жаль, что ваш отец так рано ушел из жизни. Достойный был человек!
— Вот поэтому его и убили люди мафии, которых он хотел разоблачить. В ту ночь многие расстались с жизнью. И вы наверняка об этом знаете. Стоит ли играть в кошки-мышки?
— О ком вы говорите?
— Извините, но я закончу свою мысль. В последнее время мой отец доверял мне серьезные дела. Как и вам, мне был доверен один из конвертов. Как и вы, я чудом остался жив. Есть еще один человек, которому удалось уцелеть. Но пока о нем ничего не известно.
— Вы убеждены, что он жив?
— По одной простой причине. Его нет среди убитых, помещенных в одном морге. Туда свезли всех, кто был причастен к этому делу.
— Вы говорите загадками, Леня. Я не очень хорошо вас понимаю.
— Вы отлично меня понимаете, Давид Осипович. Может быть, вы не знаете всех, кому отец доверил документы? Я вам скажу. Первым конверт получили вы, потом Омельченко, следом Шелест, затем шофер Артамонов, и последним был я. Мы с вами живы, остальные, включая адвоката Садальского, — в морге. Там нет тела Шуры Шелеста. Из этого следует, что он пока еще жив.
— Вы были в морге?
— Там были Вадим Журавлев и его партнер. То, что пишут в газетах об этом человеке, — клевета. Его хотят убрать. А он единственный, кто знает, кому Садальский должен был передать доклад. Ситуация складывается таким образом, что промедление смерти подобно. Развязка не за горами, документов до сих пор нет в полном объеме.
— Я вам верю, друг мой. Жаль, что не знал об этом раньше. Ваш отец не все мне рассказал. Но получилось так, что я добрался до Садальского и успел передать ему конверт. За мной действительно гнались какие-то типы, но я всегда езжу с охраной, и моим ребятам удалось сбросить преследователей в кювет вместе с машиной. Может, поэтому я успел попасть к Садальскому вовремя. Но охота за мной продолжается. Очевидно, противник еще не знает, у кого остались документы, а у кого их нет. Возможно, что и Шелест успел передать послание адвокату. Мне о нем ничего не известно. Моя дочь с ним встречается, к моему неудовольствию, но дело не в этом. Она тоже его ищет, но безуспешно. Странно, что он не дает о себе знать. Я сомневаюсь в его безопасности. Шелест — человек импульсивный. Жаль, что не могу вам ничем помочь, но сами видите, как все сложилось.