— Ах вы недоумки! Под кого вы хотите отдать государство? Под вора и жида — вот он каков, «Димитрий»! Головы у вас, у дурней, есть на плечах али вы вовсе спятили? Да этот «царь» пропьет всю Россию со своими б… И тебе, Морозов, должно быть стыдно! Царя надо выбирать всею землей!
С Бельского сорвали шубу, и через мгновение он полетел под ноги разъяренной, рычащей, жаждущей крови толпы.
Боярин яростно отбивался. Морозов тщетно пытался предотвратить убийство, сорвавши голос: его никто не слушал.
— Тяни его на башню! — раздался опять подстрекающий голос дьяка Шульгина. — Что он тут разошелся? Кинуть его с башни!
Бельского подхватили, поволокли, он лягался, норовя ухватить за патлы Никанора Шульгина. Когда втянули, крикнул:
— Вору, паскуды, продались! Ах вы сучьи дети… — и полетел камнем вниз.
…Через два дня после гибели Бельского была получена весть о смерти Лжедимитрия.
X
Король Сигизмунд целый день провел на коне, осматривая крепостные стены Смоленска после штурма 21 ноября. Взорванную часть стены защитники заделали так прочно, что, несмотря на стрельбу из всех пушек, разбить стену не удалось. Замерзший и проголодавшийся король, войдя в шатер, сел к жарко топившейся печке. Он ждал известий из Калуги о самозванце.
— Этого, ваше величество, сделать не удалось, — ответил секретарь.
У Сигизмунда начали стекленеть ледяные глаза — что было всегда, когда его охватывал гнев.
— Но мой универсал калужане получили?
Секретарю была известна выходка одного ремесленника: во время читки универсала он показал под хохот толпы голую задницу.
— Да, универсал был оценен благожелательно, но наглый самозванец сумел запугать калужан.
Король видел, что секретарь, дабы угодить, лжет.
— Аудиенции у вашего величества просит касимовский царь!
— Пусть войдет.
Хану Ураз-Магмету, старому татарину с лицом будто скроенным из сморщенной желтой овчины, понравился прием у поляков, и король был доволен татарином: тот показал себя при штурме города молодцом. Сигизмунд доброжелательно кивнул ему:
— Поезжай в Калугу. Сумеешь доставить самозванца ко мне — награжу. Его нужно взять хитростью.
— Моя семья осталась в его лагере. Истосковалось сердце мое по сыну.
— Твой сын верно служит самозванцу, — сказал вошедший в шатер гетман Жолкевский.
— Прежде всего он мой сын! И скорей небо опрокинется на землю, чем сын предаст отца!
— Я тебя предупредил, хан, твое дело, как поступать, — остался при своем мнении Жолкевский.
— Привези мне бродягу живого или мертвого! — приказал король.
В Калугу Ураз-Магмет въехал ночью. Жал лютый мороз. Звучно визжал под полозьями снег. Возница, свой человек, привез его к одному из телохранителей самозванца, — хан еще с тушинской поры доверял этому татарину.
— Кликни сюда старшего над охраной Петра Араслана Урусова.
Тот вскоре явился. Урусов подошел к касимовскому царю, почтительно остановился рядом.
— Мне известно твое усердие: но кому ты служишь? — сказал ему царь. — Вору и врагу Аллаха. А за услугу много обещано…
— О каком деле речь? — спросил Урусов.
Ураз-Магмет понизил голос:
— Нынешней ночью со своими людьми схватишь бродягу.
Урусов миндальными, пронзительными глазами впился в лицо касимовского царя, видимо, выясняя: приказывал ли он или испытывал его?
— И куда его?
— Повезешь под охраной к польскому королю под Смоленск.
— Берегись измены, хан! Мои люди исполнят, что ты хочешь. С нами Аллах!
Во время ужина неожиданно вошел сын Ураз-Магмета — молодой, рослый, узкоглазый, сильно настороженный, словно он увидел не отца, а чужака. Хан же на радостях не заметил холодного блеска в глазах сына.
— Я приехал за вами, — сказал сыну хан. — Где мать?
— Дома. Она не жалуется на жизнь… — уклончиво ответил сын.
— Ты что-то таишь от меня?
— Что мне скрывать? — буркнул сын, отводя глаза. — Куда же мы поедем?
— В Москву. Король Сигизмунд очень милостив ко мне.
— Ты, значит, государя не чтишь? — спросил настороженно сын.
— Ты называешь государем этого бродягу?
Сын ничего на это не ответил и вскоре покинул пристанище отца. Он направился прямо во «дворец» — большой каменный купеческий дом, облюбованный самозванцем. Тот с каким-то есаулом пил казацкую горилку. «Государь» сидел полуголый, в одних подштанниках, смуглая его физиономия была цвета вареной свеклы — красна и пориста. Есаул, могучий дядя с прокуренными медными усами, рубил саблей тряпку, подбрасываемую «государем». «Царица» в соседней комнате визгливо бранила слугу. Самозванец уставился на вошедшего.