Из правящих бояр крепким орешком оказался Андрей Голицын. Князь стал явно опасен Гонсевскому. Об том шляхтич-полковник заявил прямо:
— Голицын — враг короля и Владислава.
Князь Федор Мстиславский не стал противиться. Князя посадили под домашний арест. Вечером в дом к нему приехал брат Иван, занявший его место в Думе. Иван был и внешне мельче брата Андрея: он нес на себе отпечаток той подлой прислужливости чужеверцам, какая во время Смуты стала одолевать многих.
— Пошто ты ко мне явился? — Суровый тон Андрея не предвещал мирного разговора.
— В чем ты меня, Андрей, коришь? — спросил Иван, отводя в сторону глаза. Ему было неловко смотреть на брата.
— Знаешь в чем! Сел в Думу поддакивать? Не позорь наш славный род! Мы — Голицыны!
— А что я могу сделать один? Ты же знаешь, под кем Дума! С волками жить — по-волчьи выть.
…Падко сердце на чужое добро. Ну, а Бог, известно, простит — на то он и Бог. Григорий Микитин, сын Орлов, мужик оборотистый, из дворян, кормящийся разной мелочью, — на важную службу его не брали, — скреб по узкому столбцу пером. Бегало оно весьма бойко:
«Наияснейшему великому государю Жигимонту Королю польскому и Великому князю литовскому и государю Всея Руси Владиславу Жигимонтовичу бьет челом верноподданный вашей государские милости Гришка Орлов. Милосердые великие государи, пожалуйте меня, верноподданного холопа своего, в Суздальском уезде изменничьим княж Дмитриевым поместейцом Пожарского сельцом Ландехом Нижним з деревнями, а князь Дмитрей вам, государям, изменил, отъехал с Москвы в воровские полки».
Наутро Орлов сидел у дьяка Ивана Грамотина, вся канцелярия Гонсевского проходила через его руки. Дьяк впился глазами в столбец, сказал милостиво:
— Имение Пожарского бояре тебе отпишут.
Следом за Орловым в палату вошел, косолапо подгребая ноги, холоп в худых чунях. Дьяк, посмеиваясь, глядел на него.
— Тоже, поди, хошь помещиком стать?
— Хочу, — ответил холоп, не моргнув глазом, — пошто ж я не могу?
Он протянул дьяку челобитную. Там криво, несуразными буквами было начертано:
«Царю и великому князю Владиславу Жигимонтовичу Всея Руси бьет челом холоп твой Гаврилка Хрипунов, — пожалуй меня, холопа своего, в Бельском уезде изменничьим поместьицом князя Ондрея Тюманскова сельцом Пышковым з деревнями; а князь Ондрей тебе, государю, изменил и нонече в воровских полках. Царь-государь, смилуйся, пожалуй!»
— Сам писал, ай кто накорябал? — спросил с издевкой Грамотин.
— Грамоты я не разумею, — кивнул с важностью Гаврилка, — а писал то свояк.
— И что ж ты будешь делать, залезши во дворяне?
Ковыряя грязным пальцем в носу, Гаврилка ответил с еще большей важностью:
— А как дадут государи герб да власть, то мужички узнають! — Он крепко сжал кулак. — Ужо соображу!
— Мурло-то коряво!
— Слуги, чай, на это есть!
— Да ведь слугами надо управлять с умом и сердцем.
— Будет власть — будет и вум.
Дьяк, пофыркивая, начертал на челобитной: «Пане Иван Тарасович, челом бью: вели, ваша милость, тое дело выписать и, как надобе, справить и Гаврилу Июдичу Хрипунову выдать. Годно его не токмо тем поместьем, но и чин больший за его службу пожаловать».
XVI
Первым против врагов, помолясь в церквах Богу, поднялся Дорогобуж — важная застава на дороге к Москве. Дело заварилось в недавно возведенном в окрестностях этого города каменных дел мастером Федором Конем Болдинском монастыре{38}. Воротясь с вечерни из Троицкого собора, старый игумен[58] сел было за трапезу, но на дворе послышался топот копыт, и спустя немного, пригнувшись, вошел его брат Степан, дорогобужский купец.
— Спаси Христос! Рази тебе, брат, лезет кусок в горло? Знаешь, что положено в Варшаве на сейме? А положено там вот что: «Вывесть лучших русских людей, опустошить все земли, владеть всею землею Московскою».
Степан присел к столу, напряженно глядя на брата.
— Воевода ж молчит. Что мы содеем с братией?
— Зачнем с монастыря. На Москве худо. Бояре там как стадо овец. Мстиславский, слыхать, в приятельстве с канцлером и самим королем. В Кремле и Китае хозяин лях Гонсевский.
— Правда-то правда, да с чего ж начать? Что можем? Деньжонки-то имеем, да толку? Оружия нету!
— Начнем с грамоты ко всей земле. Посылай в велики города — ваши монахи Донесут. Дорогобуж выставит целый полк. Воевода, думаю, не обманет.