Она бежала, не разбирая дороги, спотыкалась, продиралась через кусты дикого малинника и молоденькие елки. Ноги горели от крапивы и осота, щеки от слез. Если с Пашкой что-то случится, виновата будет она одна!.. Но главное — найти сына, а потом она уже будет думать, что за мать и жена из нее получилась! Трофим наверняка уедет и будет прав — рядом с ней оставаться нельзя, она приносит всем боль, несчастья.
На дно оврага Соня почти скатилась, едва успевая схватиться за кустарник. От порезов и царапин болели ладони, зато впереди чувствовалось приближение реки — потянуло прохладой, запахло стоячей водой. Пашке строго запрещалось лезть в воду на запрудах, но кто его контролирует сейчас?
Соня выбиралась наверх оврага, соскальзывая обратно. Из-под ног катились комья суглинка. Она перепачкалась с ног до головы, суглинок застрял даже в волосах. До лесной запруды, которую они с детства привыкли называть третьей, оставалось рукой подать. Трофим должен был подъехать с другой стороны. Если Павел здесь, кто-нибудь из них его найдет.
На краю оврага Соня на мгновение задержалась, ухватилась рукой за ствол кривой березы, восстанавливая дыхание. В просвете между деревьев виднелась серая полоса реки — здесь она была не такой широкой, какой текла дальше, зато глубокой и холодной.
Со склона она спускалась боком, стараясь не удариться животом или грудью. Мелькнувшую мысль о ребенке задвинула подальше — сейчас она могла думать только о Пашке. На берегу реки валялся велосипед с вывернутым рулем.
— Паша! Сынок!..
Соня пробежала вверх, вернулась назад и с разбега бросилась в воду. Разгоряченное тело сначала не почувствовало холод — в лесу глубокая вода реки прогревалась плохо и даже в самый жаркий день быстро охлаждала. Купаться здесь было опасно — быстро сводило судорогой руки и ноги, а кричать и звать на помощь бесполезно, люди далеко.
Если Пашка тут, он мог добраться до поваленных деревьев, а назад плыть сил не хватило. Соня гребла, пытаясь одновременно звать его.
— Паша, ты здесь? Паша… Ты только держись, слышишь?
Почудилось, что она услышала что-то у корней старого дерева, из-за которого когда-то и образовалась запруда.
— Паша…
Ноги путались в водорослях, в рот лезли ряска, размокшие щепки. В голове мутилось от недостатка кислорода, зато она точно слышала хриплое:
— Мама…
— Я здесь, родной! — она сделала гребок, дотягиваясь до корней ракиты. Можно немного отдышаться.
— Мама…
Голос Пашки был таким слабым, что казалось, сейчас стихнет совсем. Только не это!
— Замерз?
— Да…
— Ты говори, сынок, не молчи. Я уже рядом.
Соня отыскала его, застрявшего в ловушке из корней. Выглядел Пашка ужасно — дрожащий, в разорванной рубашонке, с посиневшими губами.
— Мама, у меня нога застряла.
— Сейчас…
Она попыталась осторожно потянуть ногу, но Пашка сжался в комок от боли.
В голове шумело, но терять сейчас сознание нельзя. Пашка очень сильно замерз и до смерти испугался. Если еще и она потеряет сознание, то будет уж совсем худо.
— Мама, я больше не буду убегать.
Соня с трудом выдавила улыбку, пытаясь как-то ободрить его:
— Конечно, не будешь — отец дома закроет на замок!
Сын тихонько захныкал. Ободрила его, называется…
— Я не поеду с папой! — простучал он зубами.
— Никто тебя никуда не везет! Что за ерунду ты придумал? Кто тебе это сказал?
— Никто, — признался сын. — Разве отцы не всегда детей увозят?
— Нет! — Соня глотнула воды, выплюнула: — У тебя замечательный отец! Я тебя когда-нибудь обманывала?
— Нет, — прошептал Пашка.
— Ну вот… Сейчас я тебе помогу. Держись давай за ветки!
Нога у Пашки застряла в корнях под водой. Придется нырять. Соня закрыла глаза, сосредотачиваясь на дыхании. Глубокий вдох, еще один… Сердце в груди колотилось как бешеное.
— Подожди, я сам!
Она не слышала, как Трофим звал ее с берега, как они с Фроловым подплыли к ней. Она уступила место, отплыв в сторону.
— У него нога… под водой… в корнях…
Трофим оглянулся.
— Ты в порядке, родная?
— Не знаю. Дыхание никак не восстановлю, в глазах темно…
Она привалилась головой к холодному, скользкому от налипшей дряни стволу. Пальцы цеплялись за ломающиеся ветки.
— Витя, давай ее на берег, а с Пашкой я сам справлюсь. Сын, держись…
— Папа, я больше не буду! — закричал тот.
Соня хотела было сказать, но Фролов, обхватив ее поперек туловища, поплыл к берегу. Она видела, как Трофим поднырнул под корни, и вскоре Пашка вылез на дерево. Следом подтянулся Трофим. Он обнимал и целовал Пашку, а потом пообещал выпороть его на берегу.