Амин отстраняет меня и качает головой.
— Сделаем всё, как следует, — говорит он твёрдо. — Я хочу, чтобы всё было правильно.
Я тяжело сглатываю.
— Хорошо. Как скажешь.
Мы молчим, думая о своём и, одновременно, об одном и том же, пока я не понимаю, что мне нужно, просто необходимо покурить.
— Милый. — Касаюсь его скулы. Амин прикрывает глаза. Такой он нежный... — Я сейчас вернусь.
— Хорошо, — шепчет Амин.
В его глазах я вижу что-то тёмное, жгучее.
Я травлюсь сигаретой, а затем вспоминаю, что мы оставили термос на камнях и возвращаюсь за ним.
Когда я снова подхожу к машине, меня обнимает какое-то странное, сковывающее возбуждение. Я вижу Амина через стекло. Он такой фапабельный, когда сидит за рулём, такой красивый, такой любимый, такой мой, что член отчаянно и грустно набухает, а дырка не менее отчаянно и не менее грустно пульсирует. Я хочу, но знаю, что не получу своё. Я смирился, я подожду. Тем более что ждать осталось меньше, чем я рассчитывал.
Пока я докуриваю, Амин выходит и просит у меня сигарету. Ни разу не видел, чтобы он курил что-то кроме кальяна.
— Перенервничал? — спрашиваю, прикуривая ему от своей. Солнце уже почти полностью село, и от этого его лицо кажется ещё более сосредоточенным, таинственным в этом полумраке.
Амин кивает, выпуская дым. Мы сидим на капоте и смотрим на закат.
— Хорошие сигареты, — говорит он.
— Да. Это сторонний продукт фирмы брата Башика. Всегда их беру.
— Вот как.
За неимением урн, я бросаю бычок в крышку от термоса и жду, пока докурит Амин.
Смотрю на него.
Лицо у моего... жениха такое, словно он решает, какой провод резать: красный или синий? И о чём он так усердно думает, этот всегда знающий, чего он хочет, человек?
Наконец в глубокой крышке оказывается и второй бычок. Мы садимся обратно. Я — на пассажирское, Амин — на водительское, и снова молчим. Я жду, а он, видимо, думает.
— Пойдём на заднее, — наконец говорит Амин.
— А? Зачем?
— Пойдём.
Я пожимаю плечами и перебираюсь назад, а Амин, как цивильный человек, выходит из машины и залазит ко мне, не закрывая дверь. Не садится. Опирается на колено и наклоняется ко мне.
— Ты чего? — Ласковые, настойчивые руки на моём теле мне приятны, но я не совсем понимаю, что происходит.
— Я хочу сделать это.
— Что сделать?
— Хочу заняться с тобой любовью.
Меня словно выкинули в тёплую воду из окна третьего этажа.
— В смысле... Ты хочешь... Подожди, нет! Стой. — Я упираюсь ему в грудь руками, хотя уже лежу спиной на сидении. Зелёные глаза надо мной полны решительного желания. — Ты хотел всё сделать правильно, ты сам сказал. Я подожду.
— Мы сделаем всё правильно.
— Но ты не...!
Амин кладёт большой палец мне на губы.
— Тише, — говорит он, и я не знаю как, но в его голосе одновременно и невероятная нежность, и жестокий голод. Амин тыкается лбом мне в шею. — Я больше не могу. Не после того, как ты сказал, что любишь меня. Понимаешь?
Я коротко киваю, и на мой член ложится чужая ладонь. Всё во мне тут же отзывается мурашками и жаром.
— Выеби меня, — говорю я, притягивая его за ворот ветровки, и целую.
Эти слова и этот поцелуй становятся, наверное, последними осознанными действиями, что я совершаю, перед тем как откинуться назад и отдаться.
— Делай со мной всё, — я шепчу, даже не помогая ему стягивать с меня узкие джинсы.
— Сделаю. — Амин рычит, резко стягивая одну из штанин. Вторая остаётся висеть чуть ниже колена. — Господь...
Он смотрит на меня. На мои ноги, почти белые по сравнению с его пальцами, на мой член, на рельефный живот, и видно: ему так нравится, что он готов выть.
Дрожащими руками Амин задирает мои колени к животу, и я чувствую его язык. Он касается моей дырочки плашмя, больше слизывая смазку, жадно и нетерпеливо, чем пытаясь доставить удовольствие, но у меня сносит голову. Я постанываю, хватая его за волосы, и сам подаюсь под жадный язык.
Амин меня лижет. Он лижет меня прямо между ног, а не метку на плече. А потом он сделает со мной то, что должен был сделать уже давно. Засадит в меня свой узел и даст мне как следует поорать от наслаждения.
Наверное, именно эти мысли и не дают мне понять, когда именно кончается эта ласка, и вместо языка мне в анус теперь тычется нежная головка.
— Амин... — шепчу я, приходя в себя, пока он пытается впихнуть член, придерживая одной рукой. — Амин...
Он поднимает на меня свои дикие глаза. Я такой взгляд вижу впервые.
Сглатываю и просовываю руки вниз, чтобы схватить себя за ягодицы и облегчить ему задачу. Всё, что угодно, для моего шаха.
— Засади мне, накачай меня своей спермой, — шепчу я на ухо, уже даже не вспоминая, как старался быть приличным, а всё растягивая себя в стороны и расслабляя колечко мышц для него, под него. — Сделай меня своей сукой, долби меня, пока я не стану умолять тебя... Давай, мой шах, давай, прошу...
Амин, до того с терпением хищника застывший надо мной, получив разрешение, толкается внутрь почти на половину и стонет от удовольствия мне в шею.