========== Часть 1 ==========
Сегодняшняя ночь была как никогда тихой.
Привычно потирая переносицу, передавленную из-за долгого ношения очков, я снова посмотрела на книгу в руках, понимая, что в который раз вынуждена перечитывать одну и ту же страницу. Мысли разбегались, пропитанные меланхоличным настроением истории, вынуждая возвращаться к собственным воспоминаниям.
А точнее — их практическому отсутствию.
Нет, я ни разу не подвергалась амнезии, пусть иногда и закрадывались сомнения в подобном — просто у меня не было ничего реального, что я хотела бы на самом деле помнить о своей жизни. Не было лучшего дня, лучшего воспоминания, лучшего человека, с которым бы с радостью проводила дни напролет.
И еще было буквально осязаемое чувство отстраненности от происходящего.
Сколько себя не помнила, я везде и всегда была наблюдателем — за ссорами родителей, когда была еще маленькой, за перешептываниями одноклассников, обсуждающими мою замкнутость, за весельем однокурсников, которые шли на контакт исключительно из вежливости или необходимости, а еще за историями клиентов, проходящими через приемную «Бальдра» каждый день. Последнее, возможно, было даже к лучшему — эмпатичным людям было бы сложно перенести то количество негатива, с которым люди вынуждены обращаться к юристам, будь то горечь или же злоба. Но во всех остальных случаях…
Я сглотнула, ощутив на языке привычную горечь. Увы, не помогло — как не помогало всякий раз, когда я задумывалась над этим.
Это был не вопрос бездействия — в свое время я совершала попытки влиться в общий поток, начинать разговор, проявлять участливость, и в какой-то момент даже получалось выйти на нечто большее, чем простая вежливость. Вот только после этого назревало другое чувство, вынуждавшее снова увеличить дистанцию. Раздражение. Неловкость. Ощущение, будто начинают лезть в душу, хотя разговоры продолжались на обыденном уровне. И, как итог, снова прохладное отношение и статус «простого знакомого» в пределах коллектива.
Возможно, я просто не создана для общества, и мне изначально стоило сдаться.
При этом я бы никогда не назвала себя бесчувственной, особенно при нахождении в одиночестве — тогда я могла спокойно выражать эмоции, открыто плакать или смеяться над какой-нибудь книгой, напевать любимые песни или проклинать все на свете за ушибленный об угол мизинец. Но стоило зайти речи о реальных людях, и эмоции словно покрывались толстой коркой льда, вынуждая чувствовать себя скованной и оттого еще более чужой. Ни одна дружба не длилась дольше года, ни один праздник не вызывал желания вспомнить о нем снова — взамен на это, воспоминания состояли из обрывков чужих историй, цитат любимых героев и текстов множества прослушанных песен.
Понимая, что еще немного, и я вновь буду загонять себя из-за этого, я вынужденно отложила книгу, сдаваясь, сняла надоевшие очки и откинула голову назад, смотря в потолок. Из-за неправильного положения, со свисающими с подлокотниками ногами и чересчур выгнутой шеей с отсутствием удобной опоры, наверняка снова придется жаловаться после выходных на боль, но пока что было просто все равно.
Наблюдая за отсветом лампы на потолке, я так же вспомнила о единственном луче света в моей жизни, единственной личности, которая смогла оставаться в моих воспоминаниях. И пусть мы уже не виделись достаточно продолжительное время, что-то мне подсказывало, что Артема Винга мне так и не удастся когда-либо полностью забыть.
***
Все началось с детства, как и полагается в подобных историях.
Я никогда особо не любила бывать на улице, но зачастую тогда и выбора особого не было — если у меня была возможность сбежать от семейных ссор, то всегда приходилось брать по возможности какую-нибудь книгу, предупреждающе крикнуть, что меня зовут другие дети, и покидать пределы дома. На самом же деле книга бралась просто для отвлечения внимания от прошедшего времени, играть с другими я не любила, а дома я бы оставалась с большим удовольствием, не будь там кого-то из родителей или бабушки по папиной линии. Так что на время выяснения их отношений приходилось выбирать меньшее из зол и соглашаться на отстраненность с номинальным «только оставайся в поле зрения, чтобы мы тебя видели».
Иногда я действительно читала, иногда задумчиво искала отдельные любимые моменты, когда книга уже была знакома, а иногда та использовалась просто как предлог, поверх которого хорошо просматривалась улица.
Тогда-то я и встретила Артема впервые.
Не знаю, почему, но, когда я увидела его вот так однажды, проходящего мимо дома со своими родителями, уже не могла так легко оторвать взгляд или перестать искать глазами. Возможно, мною руководила непризнанная зависть, возможно, все потому, что его тоже не так часто можно было увидеть, а, может быть, он просто запомнился мне из-за симпатичной внешности — кому не нравятся красивые люди или милые дети?
Но, пусть мы иногда пересекались взглядами или даже знали друг друга заочно по именам, я так ни разу и не заговаривала с Артемом.
Школьный период проходил примерно так же.
Если б кто-то меня спросил — пусть я и знаю, что никто бы на самом деле не стал этого делать — насчет того, что я помню из школы, то это были бы требования учиться хотя бы хорошо, если не отлично, коридоры во время перемен, потому что наш класс особенно не любили пускать досрочно в кабинет, а еще уроки физподготовки с ребятами на класс старше как единственный шанс прямо наблюдать за Артемом. Без допуска из-за слабого сердца, мне в любом бы случае оставалось только сидеть в стороне, а так была возможность без зазрения совести смотреть на него — сначала с любопытством, после — интересом, который только под конец перерос в симпатию.
Когда осознание этого таки огрело меня со всей дури, почти все шансы были упущены, расстояние оказалось слишком далеким, а уверенность в себе практически потухла.
У нас абсолютно не возникало точек соприкосновения, поэтому пришлось отпустить любые ожидания и смириться со своим положением, продолжая переживать выпускной класс в одиночестве без единой отдушины.
Казалось, что этой односторонней истории было суждено утихнуть еще в зачатке.
***
Все начало меняться в тот момент, когда школа сменилась университетом, нудные занятия — любимой специальностью, а вынужденное нахождение вне дома — добровольными посиделками в библиотеке вплоть до ночи.
Когда я выбрала для себя филологическую специальность, то считала, что моей единственной мотивацией поступать была любовь к чтению и языкам, но, узнав, что библиотека корпуса является общей с факультетом юриспруденции, засомневалась, действительно ли только поэтому поступала именно туда. А когда, впервые посетив ее, прошла мимо подозрительно знакомой темной макушки, поняла, что мое постоянное местонахождение сразу определилось. В скором времени, привыкнув к общему распорядку и тому, что являюсь мало интересующей других личностью, я начала постепенно обосновываться — долго ходила среди разделов, запоминая наиболее интересующие, выбирала различные места в читательском углу, узнавала, можно ли податься в ассистенты, если не учишься на специальности библиотекаря, а еще выясняла, стоят ли ограничения на приносимые вещи или еду.
И после этого для меня стало умиротворяющей рутиной приходить после пар с баночкой лимонада из автомата на третьем этаже к пятому ряду от окон, выбирая место поближе к проходу. Не так много студентов заявлялось туда в принципе, а в период уже первой сессии, при относительной занятости, мое место так и оставалось свободным благодаря репутации завсегдатая. Как и его — через два ряда от меня, почти ровно напротив, всегда с большим количеством трактатов для подготовки к докладам. Не слишком далеко, но и не близко, мне было достаточно время от времени приподнять взгляд, чтобы украдкой смотреть на него и словно заражаться мотивацией работать усерднее над собственными достижениями. Оторваться от очередного учебника про историю фонем, с удовольствием прижмуриться от согревающего света солнца по левую руку, задержать на пару секунд взгляд на фигуре по ту сторону, иногда сделать новый глоток все еще прохладного лимонада, вздрогнуть от покалывающих ощущений во рту — такие маленькие моменты даже дарили мне ощущение своеобразного уюта.