Девушка ударилась спиной о ствол обвитого лианой дерева, от которого вдруг что-то отделилось и опутало ее. Она закричала и так дернулась, что чуть не упала.
— Не шевелись! — услышала она откуда-то снизу голос Скотта. Насмерть перепуганная, Виктория повиновалась. Всасывающий звук усилился, и она поняла всю преступную глупость своего поведения.
— Натяни поводья! Сильнее! Делай, черт побери, что тебе говорят! — Эти слова дошли до ее сознания, и она натянула поводья со всей силой. Руки Скотта внизу уцепились за обращенную в его сторону ногу, которой уже не было видно. Он тянул и тянул, и она видела, как вздулись узлами мускулы под его загорелой кожей.
Маленькая голова кобылы почти касалась ее колен. «Господи, не допусти», — в отчаянии шептала она. Эта мольба относилась к человеку, который барахтался внизу, в густой зеленой тине.
Виктория прильнула к вставшей на дыбы лошади. Животное попятилось, и так осторожно, словно имела дела с яичной скорлупой, которую ни в коем случае не хотела раздавить.
И вот уже обе они очутились на твердой почве, и девушка разглядела длинную, перекрученную лиану, все еще обвивавшую ее.
Вся дрожа, она недвижно сидела в седле, не в силах произнести хотя бы слово. Потом ей помогли спуститься на землю, и она беспомощно прильнула к шее лошади. Между тем Скотт снял лиану и отбросил ее прочь. После бурной вспышки, он не произнес ни слова. Потом повернулся к Бобби:
— Отправляйся назад и — тихо, дружок. Незачем распространяться об этом. Ясно?
Бобби все понял, уловив определенный настрой в голосе своего кузена. Она перевела взгляд с него на Скотта и увидела, что лица обоих Кортни, несмотря на загар, были бледны. Затем Бобби развернул свою лошадь и направил ее к тому оживленному месту, где продолжалось таврение.
— Ради Бога, Виктория, ты что, лишилась разума? Тебе ведь говорили об этом месте, к тому же там есть предупреждающие знаки. — Ни нежности, ни успокаивающих жестов, как когда-то в другой угрожающей ситуации. Только гнев и раздражение в глухо звучащем голосе показывал, насколько сейчас все было серьезнее.
— Я знаю, что поступила глупо, Скотт, и очень сожалею об этом. Но я ведь зашла туда совсем чуть-чуть! Ой! — Передернув плечами, она увидела кусок лианы, все еще цеплявшейся за нее. — Как змея! Ужасно! — Она безуспешно пыталась говорить о только что происшедшем, как ни в чем не бывало.
— С таким же успехом это могла бы быть и змея! Черт побери, ты заслужила, чтобы тебя отхлестали хлыстом за то, что ты рисковала не только своей жизнью, но и жизнью лошади! Ты могла погибнуть, тебя могла засосать трясина, а уж лошадь точно, даже если бы мы и спасли тебя!
— Я очень сожалею… Очень! И пожалуйста, не гляди на меня так!
— А как я должен на тебя смотреть? — ответил стоящий перед ней, ставший вдруг незнакомым человек с хмурым, недружелюбным лицом.
— Ты могла погибнуть, — снова повторил он, и эти слова, холодные и безжалостные, достигли ее сознания. — Нет, я не ожидал, что такое может случиться! Хорошо, что Шад наблюдал за тобой. Мы оба знаем это место, но если бы кто-нибудь другой попытался вытащить тебя оттуда, то произошла бы трагедия, которая была бы на нашей совести.
Он снова заговорил, и на этот раз под арктическим холодом слов она уловила глубоко спрятанное волнение:
— Как ты могла совершить такой безрассудный, бессмысленный поступок, Виктория? Тебе ведь должны были рассказать об этом месте!
— Мне говорили… Миссис Лис говорила. Прости, Скотт. — Она умоляюще протянула руку, но он проигнорировал ее жест. Внезапно он сменил этот мучительный для нее тон. В его голосе послышались те мягкие, шелковые модуляции, которые однажды прозвучали в безопасном уюте кухни, однако теперь все же в них проскальзывали стальные нотки.
— Знаешь ли ты, Виктория, что я хочу тебя больше, чем когда-либо хотел любую другую женщину во всех отношениях? Я даже начал думать, что, несмотря на мой горький прошлый опыт, из этого что-то может получиться. Но, Слава Богу, это маленькое происшествие привело меня в чувство. Ни одна здешняя девушка никогда бы не выкинула такой номер, и теперь я понимаю, что могут быть вещи и похуже. Поэтому будет лучше, если ты останешься для меня просто знакомой миссис Лис. — И он добавил — Я очень сожалею, Виктория, поверь мне, и за себя тоже! А теперь можешь быть свободна.
Последняя фраза означала конец.
Она по-прежнему стояла недвижно, ноги отказывались повиноваться ей. Скотт сказал то, что думал, это было видно в каждой черте его лица. Что ж, если он действительно хочет разрушить их будущее всего лишь из-за одной совершенной ею глупости, пусть так оно и будет!
Она заставила себя сделать несколько шагов, чтобы подойти к своей лошадке, попыталась вставить ногу в стремя и — промахнулась. В тот же миг его рука подхватила ее под локоть. Наконец ей удалось поймать ногой железную планку, и с помощью этой твердой руки Виктория села в седло. Она разобрала поводья и, высоко подняв голову, тронула лошадь с места. И даже не обернулась назад, когда услышала, что всадник на своей лошади поскакал в противоположную сторону.
Вернувшись к стаду, она увидела, что работа идет своим ходом. К счастью, никто не заметил ее отсутствия. Не найдя себе занятия, Виктория оглянулась через плечо туда, где на краю площадки владелец этой фермы следил, чтобы никакой другой гурт не оказался рядом и не смешался с его.
Два погонщика гнали небольшое стадо, и лишь для того, чтобы как-то унять внутреннюю сумятицу, Виктория спросила у Джеффри, кто это такие.
— А, это скотоводы из лагуны, у них ферма по дороге к заливу, им предстоит долгий путь, поэтому мы должны провести таврение их животных в первую очередь. Но в любом случае, мы здесь долго не задержимся.
Не задержимся… И Виктория заняла указанное ей дядей Питом место. Она не искала взглядом Скотта по сторонам. Она ехала вдоль медленно передвигавшегося стада, потом возвращалась назад, словно лошадь, предоставленная самой себе. Подняв голову, она встретилась взглядом с Шадом.
— Я сожалею о том, что сделала, — сказала она. — Я не думала, что это так опасно, когда подъехала к самому краю.
— Таких мест не так уж много. Ты просто нарвалась на самое скверное. Не думаю, что ты осознавала, какой опасности подвергала вас обеих, себя и лошадь. Эти болота — очень обманчивы. А теперь, ты можешь принять от меня совет, Виктория?
— Конечно.
Шад улыбнулся и спросил своим низким голосом:
— Ты, правда, хочешь услышать мой совет?
Виктория покачала головой:
— Если это относительно Скотта, то не от тебя.
— Тогда пусть все идет, как идет. Ладно? Посмотрим, что принесет будущее. Скотт был в шоке, увидев тебя в трясине. Твой поступок привел его в ярость. — На его темном лице снова появилась улыбка: — Хотя, вообще-то он очень немногие вещи принимает близко к сердцу, например, скачки в Айнасли. И если нам не удастся восстановить мир в недалеком будущем, значит, я не заслуживаю того, что знаю Скотта всю жизнь.
Он махнул рукой, пустил лошадь в галоп, и Виктория снова осталась одна.
Когда она обдумала утешающие слова Шада, одолевавшая ее печаль несколько смягчилась. Она почувствовала себя уверенней в седле и начала вместе с другими погонщиками гнать стадо в нужном направлении.
Потянулись дни ожидания. Занимаясь своими делами, она прислушивалась к разговорам об Айнаслийских скачках, не задавая никому ни одного вопроса. Дженнифер должна была получить новое платье к балу по поводу скачек. Когда его доставили, девушка примерила его, провальсировав несколько раз по комнате.
Разглядывая ее, Виктория подумала, какая все-таки она везучая: с первого взгляда влюбилась в того, в кого надо. Мать Дженнифер, наверное, полагает, что дочь заслуживает лучшей партии. Но девушка знает, чего хочет, а Питер будет чудесным мужем. «Им обоим повезло», — решила Виктория. Наконец наступил долгожданный день, когда они должны были отправиться в Айнасли. Мир за рекой сквозь дымку серого тумана начал приобретать четкие очертания, что было предвестником близкого рассвета, когда чей-то голос, приветствующий миссис Лис, заставил Викторию резко обернуться.