Однако накануне мистер Гамильтон развеял ее опасения:
— Мы обязаны Скотту за то, что он сделал для Джимми, и считаем его членом нашей семьи. Так что для нас это большая радость, если брачная церемония состоится в нашем поместье.
Виктория могла только сказать:
— Разумеется, мистер Гамильтон.
Но в глубине души она сомневалась, что ее родители одобрят то, что свадьба состоится не на ферме Скотта, с чем они смирились бы, а у людей, которых они даже не знают. Все равно, от нее уже ничего не зависит, и сейчас, сидя в большом «ягуаре», которому предстояло намотать сотню с лишним миль на свои колеса, она постаралась не забыть о множестве дел, которые предстояло сделать.
Приехав на место, они миновали дом — большой, но не такой красивый, как в Намангилле — и остановились возле взлетной полосы, где их ожидал самолет с уже разогретым двигателем.
— Привет! — сказал его владелец, — ты опоздал на пять минут, Пит. — Мужчины улыбнулись друг другу, как два человека, которые, похоже, знали друг друга Бог весть сколько лет.
Виктория сидела позади пилота вместе с миссис Лис и смотрела, как невероятно быстро убегает под ними земля, и размышляла, какой действительно необозримо огромный край раскинулся внизу. Все было настолько невероятно, что она даже взглянула на часы, когда мистер Гамильтон обернулся и сказал обеим женщинам:
— Подлетаем к Таунсвиллу, пристегните ваши ремни.
Было ровно восемь часов. Да, аэропланы внесли коррективы в эти просторы.
Навстречу им стремительно надвигался город, но Виктория даже не ощутила толчка при приземлении. Выйдя из самолета на гудроновое поле, она прошла в здание аэропорта, где ее уже ждал билет. Ей оставалось только помахать на прощанье рукой миссис Лис и высокому суровому мужчине рядом с ней, которые потом отправились по своим делам.
Она глубоко вздохнула, размышляя над тем, что теперь она предоставлена самой себе. В зале ожидания она тщательно подкрасилась, понимая, что это ей придаст нужную уверенность в себе, да и выглядеть она будет постарше.
Она подняла свою дорожную сумку и вернулась в зал как раз в тот момент, когда объявили посадку на самолет. Весь путь до Брисбена она проспала.
— Дорогая!
— Здравствуй, мама!
Виктория посмотрела на мать, улыбнулась, и все ее напряжение сразу исчезло. Перед ней был любящий, понимающий человек, она это знала всегда. Чего ей было волноваться?
Взглянув на ее джинсы и майку с короткими рукавами, мать заметила:
— Ты одета не так, как следует. Во всяком случае, не для того места, где мы собираемся делать покупки. Но время важнее, поедем и посмотрим, как обстоит дело с подвенечным платьем.
— О'кей, только подожди, пока я получу свой багаж. А, вот и он!
Виктория сняла с транспортера свой чемодан и последовала за матерью.
Вертя в руке ключи от машины, миссис Стин помолчала, потом обернулась и взглянула в лицо дочери.
— Виктория, — сказала она, — эта свадьба — большая неожиданность для нас, как и то, что она пройдет там, а не дома. Ты уверена, что будешь счастлива? Потому что, если ты нуждаешься в нас, в нашей помощи, то твой отец и я…
Виктория едва не ляпнула в манере Скотта «Право, мама!», но вовремя одернула себя.
— Я люблю Скотта…
— Тогда, ладно. Мы скоро сами все увидим — раз он придет завтра вечером к ужину. А теперь займемся покупками, потому что для этого потребуется уйма времени, а хорошо бы управиться за пару дней. Хотя это вряд ли получится.
Виктория примерила свое наполовину готовое подвенечное платье и, пока закройщица возилась с булавками, кивнула одобрительно матери. Оно было не совсем белым, а скорее цвета слоновой кости, и еще не подогнано по фигуре. Платье на кокетке из пенистого шифона напоминало туалеты времен регентства и было очень изысканным. Даже его коротенькие рукавчики-буф, отделанные внизу сложным гипюровым кружевом, наводили на мысль о той же эпохе.
Она так и сказала, стягивая платье через голову и возвращая его портнихе:
— У тебя потрясающий вкус, мама. Я бы не смогла найти ничего, что могло бы мне понравиться больше, чем это.
— И не нашла бы, — последовал самодовольный ответ. — У Айрин платье будет бледно-лиловое.
— Должно быть, внезапное приглашение быть подружкой на моей свадьбе, расстроило ее планы? — спросила Виктория. — Я понимаю, как трудно все бросить…
— Да, это, действительно, было очень неожиданно, — жестко, она редко так разговаривала, прервала ее мать. — И я просто не вижу никакого резона в этом.
— Да, я знаю, мама, — Виктория посерьезнела и добавила — Скотт не хотел ждать. Никаких других причин не было.
— Ты должна объяснить мне и твоему отцу, почему он так решил? Ты сказала, что у него есть ферма, но не сказала какая. Если он сможет содержать тебя… Ладно, не будем об этом сейчас, нам еще надо купить туфли и другие вещи.
Виктория обнаружила, что этих «других» оказалось более, чем достаточно. В конце концов, они все же направились домой.
В напряженном уличном движении в час-пик, пока все внимание матери было занято автомобилем, Виктория поведала историю своей много раз начинавшейся и много раз прерывавшейся любовной перипетии со Скоттом. Она почти закончила рассказ, когда машина зарулила в гараж.
— Послушай, Виктория, — сказала мать твердо, — все это бывает. В конце концов, этот человек всего лишь молодой своеобразный и привлекательный мужчина, судя по твоим словам. Так вот, в том краю, возможно, не так уж много таких. Но здесь, в знакомой тебе компании, где ты своя, все может предстать в другом свете… В чем дело? — последние слова матери прозвучали резко.
Виктория рассмеялась, вспомнив о Питере, добром привлекательном Питере, близнецах Гамильтонах, которые выделялись бы в любой компании. А уж Скотт! Господи!
— Может быть, ты и права, мама, — сказала она. — Но давай лучше подождем, пока ты познакомишься с ним сама.
Итак, на следующий вечер, после очередного суматошного дня, когда нужно было провернуть множество мелких дел и собрать их в единое целое, Виктория сидела у окна и поглядывала то и дело на дорогу. Неожиданно вчерашние слова матери заставили ее обернуться и взглянуть на себя в зеркало, висящее над каминной доской. В привычной домашней обстановке она стала выглядеть по-иному.
Представляет ли Скотт ее такой? Она улыбнулась своему отражению. Не имеет значения и то, как он будет выглядеть, как будет одет. Достаточно одного его взгляда… у нее перехватило дыхание. Она отвернулась от зеркала, от незнакомки в шелковой в складку юбке и белой батистовой блузке с широкими рукавами, собранными у запястья. Красивые, сшитые на заказ вещи, они стали чужими в отличие от джинсов и маек с короткими рукавами или будничных хлопчатобумажных платьев, обычных на далеком севере, за исключением особых случаев.
Она услышала звук автомобиля, а потом и увидела, как большая черная машина свернула на подъездную аллею и остановилась перед домом. Из него знакомым движением выскользнул водитель. Он нагнулся, чтобы извлечь две длинные коробки, и направился к открытой двери.
Виктория даже не заметила, как он был одет. Она помнила только, что протянула навстречу ему обе руки для приветствия, но он принял только одну. Она посмотрела в эти знакомые глаза, и они оба замерли друг против друга, потом опустила веки и, ничего не понимая, ни о чем не думая, кинулась к нему.
— Право, Виктория! — произнес его мягкий, приятный голос, и она снова открыла глаза. И тогда увидела, что он выглядит не так, как обычно.
На нем был габардиновый костюм, словно сшитый по заказу, возможно, так оно и было, и кремовая шелковая рубашка.
— Лучше вам зайти внутрь, — прервал оцепенение голос матери, и, подчиняясь ему, Виктория свободной рукой закрыла входную дверь.
Затем окружавшее их пространство словно ожило, началось движение, раздались голоса, когда в комнату вошли ее отец и сестра, началось взаимное представление: маме были вручены алые розы, а ей золотистые нарциссы, сопровождаемые словами вполголоса: «Розы это не твои цветы, свет моей жизни».