Холодная вода стала для Пик спусковым крючком. Как только студёные капли стали сбегать по её разгорячённой коже, дрожь, которая корнями вплелась во всё тело, переросла в тряску. Коленки подкосились, и она, прислонившись спиной к неровной стене, сползла по ней вниз. Хотелось скрыться, спрятаться, разорвать собственные голову и грудь на части, лишь бы эта тяжёлая давящая боль утихла. Пик подогнула трясущиеся колени и, подперев руками голову, горько заплакала.
Разум отказывался верить, что всё это правда. Но сердце и душа твердили обратное, а она отчаянно с ними спорила. И горькие горячие слёзы, которые со звоном капали на её кожу были тому доказательством. Если она в глубине души в полной мере поняла смысл каждого слова, то Галлиард тем более.
Да, они действительно никогда не жаловались на свою солдатскую долю, хотя прекрасно понимали, что скорее погибнут в бою, чем своей смертью, уготованной им по окончанию срока, особенно, учитывая последние обстоятельства. Но когда им по сути возвестили так бессердечно и прямо об этом, стало невыносимо трудно. У Пик сердце металось из стороны в сторону, терзаемое болью и вопросом: «Что он сейчас чувствует? Каково ему сейчас?».
Собрав остаток сил, она заткнула собственный голос в голове и осталась в загадочной тишине дома, посреди тёмной комнатки. В маленькое окошко заглядывала луна, наливная, словно яблоко, пытаясь утешить её своим полуночным сиянием. Но этого было мало.
Нервно накинув на себя одежду, Пик выбежала в коридор и стала судорожно искать руками дверь в ту комнату, которую приготовил им старец. Сложно сказать, что она ожидала увидеть за ней, потому что в мыслях был полный бардак, одни эмоции. Но в той же истерике открыв её, она вдруг замерла, затаила дыхание от страха, боли и непонимания.
Галлиард лежал на своём матрасе, отвернувшись к стенке и почти с головой укрывшись шерстяным покрывалом. Как будто ничего не случилось. Как будто он уже спокойно спал и видел не первый сон. В комнате было удивительно тихо, так, что Пик отчётливо слышала собственное сбитое дыхание. Истерика и нервный надрыв вдруг сошли на нет от этого спокойствия.
Беззвучными шагами она приблизилась к нему и, тихонько сев рядом, положила руку на его плечо. Может быть, он действительно не слышал, как она вошла. А, может, просто боялся посмотреть ей в глаза, потому что знал, что увидит в них. Но когда её холодная ладонь оказалась на его плече, Порко, пересилив собственную горечь и страх, повернулся к ней.
Все его опасения оправдались, и от этого сердце беспощадно защемило в груди, словно его полоснули ножом. Такое влияние на него оказало её заплаканое лицо и разбитые болью и тоской глаза. Он чувствовал, что обязан её успокоить, как бы самому не было тяжело. Поэтому заботливо вытер ручейки солёных слёз и прислонил тёплую ладонь к её холодной щеке.
— Пик, милая, ну ты чего?— его мягкий голос прозвучал в тишине.
Она пару секунд молчала, глядя ему прямо в глаза и продолжая плакать.
— Как же, Порко? Ты… Я боюсь тебя потерять,— дрожащим голосом ответила она.
— А ты не бойся. Знаешь, мы ведь с детства живём так. Это уже стало образом жизни, это уже вошло в наши кости… Мы столько лет с тобой сражаемся, каждую секунду находимся на волосок от смерти. Даже сейчас! И что же нам теперь надо струсить, как последним слабакам, просто потому что нам…мне предсказали скорую смерть? Я, конечно, с уважением отношусь к таким пророчествам, но, знаешь, бывает так, что всё ещё можно изменить. И мы точно не знаем, как оно там будет. Всё может поменяться… Чей-то один шаг способен изменить судьбы. Да и я даже не знаю, боюсь ли на рассвете снова сесть на лошадь и продолжить путь. Почему-то чувствую, что нет. У нас есть задание, и нам надо его выполнить. Это наш долг,— с каждым словом его голос становился увереннее и спокойнее, словно в нём всё больше находило себе отражение то солдатское смирение, которое он постиг за годы службы.
Пожалуй, последние произнесённые им фразы стали той единственной ниточкой, которая до сих пор держала его в спокойствии, не позволив погрузиться в воды страха и отчаяния. Он действительно считал и верил, что раз им поручили миссию, то его обязанность её выполнить, чего бы это не стоило. Вот такая дурацкая натура, которая никогда не позволяла ему опускать руки, как бы не было тяжело!
Раньше Пик этим восхищалась, всё больше и больше влюблялась, видя его пылкость и неотступность. Но теперь это породило в её сердце тягучую, вязкую горечь, с которой, увы, она не могла справиться. Поэтому крупные горячие капли слёз снова стали сбегать по её щекам, оставляя за собой блестящие в лунном свете дорожки.
— Ну вот… Что ты?— ласковым шёпотом произнёс он.
Слов для убеждения он больше не нашёл, да и трудно сказать, существовали ли они вообще. Единственное, что ему оставалось делать и что подсказывало его плачущее сердце, — это обнять её. Он не то что думал, знал, что это поможет им обоим спастись от нахлынувших чувств. Поэтому аккуратно взяв её за плечи, притянул к себе.
Тёплая ладонь успокаивающе гладила её по волосам. А ранее упрямая и зациклинная на своих убеждениях Пик теперь, как самая слабая и разбитая на свете, уткнулась озябшим носом в его грудь и нервно впилась в неё ладонями. Как будто это могло его уберечь, удержать здесь, рядом. Она всё ещё продолжала тихо всхлипывать, и лёгкая дрожь по-прежнему вольно разгуливала по её телу.
Но всё-таки Галлиард не ошибся, видя в этом единственный способ её успокоить. Тепло, которое дарили объятия, укутало её не только физически, но и морально. Она постепенно стала успокаиваться. А Порко, заботливо гладя её по голове, просил не бояться.
— Ты помнишь ту колыбельную, которую нам пели в детстве?
Мягким, рассворяющимся в тишине, словно он был её частью, шёпотом Порко запел:
«Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя.
Мне бы вьюгу, чтоб убаюкала.
Мне бы звёзды, чтоб осветить твой путь.
Мне б увидеть сон твой когда-нибудь»
Не то чтобы это было действительно похоже на песню. Но он старался изо всех сил, усиленно протягивал слова там, где это было нужно.
Такая по-детски беззаботная искренность и старательность заставили Пик рассмеяться. Потому что это действительно выглядело и звучало очень мило и забавно. Услышав её тихий смех и почувствовав, как напряжение с её ладоней ушло, и они с нежностью прижались к его груди, Порко улыбнулся. Где-то внутри тихим, но ярким огоньком засияла радость.
Объятые теплом и убаюканные собственными чувствами друг к другу, они так вскоре и уснули. Не было ни снов, ни переживаний, ни напряжения. Лишь теплота и тихий свет поселились в сознаниях, подарив им эти драгоценные часы счастья и спокойствия.
Пройдёт время, и Пик будет с замиранием сердца вспоминать те последние дни, когда он был рядом. Всё такой же отчаянный, импульсивный Порко Галлиард, который отчего-то только с ней мог стать тихим и ласковым.
Говорят, что ничего не проходит бесследно. И если это фундаментальный закон нашей Вселенной, то что тогда можно сказать о тех чувствах, которые росли и развивались вместе с ними с детства? Которые только крепчали вместе с ними в боях и тяготах жизни, которые со временем только сильнее утверждались в сердцах и соединяли их крепкими надёжными лозами?
Наверное, самый истинный ответ можно найти в сердце Пик, которое до конца её дней не забыло этого. Которое до последнего её вздоха помнило ту последнюю ночь, ту песню, которую он пел, те тёплые руки, которыми он её обнимал и гладил по голове. Ничто не забыто, никто не забыт. И пусть она половину своей жизни провела без него, Пик трепетно, как зеницу ока, хранила воспоминания о нём, о любимом
Покко.