– Я понял тебя, патрон, еще до того, как ты начал говорить, – отвечал Мерула, почтительно склонив голову. – Танцовщицы у меня уже нет, вчера под вечер я прогнал ее.
– Ты всегда был понятлив, Мерула, – одобрительно кивнул ему патрон. – У меня почти не было случаев разочароваться в тебе. Ты – верный, надежный человек, ты по праву именуешься свободным гражданином Рима.
Мерула склонился еще ниже – ему отрадно было слышать эти слова: Кезон Сестий был скуп на похвалы.
– Так, стало быть, ты ее выгнал? Она ушла навсегда? – подытожил разговор патрон.
– Навсегда, патрон. Думаю, что в Кесарии ее больше никто никогда не увидит, – ответил Мерула.
Кезон как-то неопределенно покачал седой головой, криво усмехнулся и вдруг коротко выдохнул:
– А жаль!
Мерула решил, что он ослышался и в недоумении поднял глаза на патрона, но Кезон Сестий, не снисходя до объяснений, нетерпеливым жестом приказал вольноотпущеннику удалиться.
Мерула возвратился в свой дом, прошел во внутренний дворик, присел на каменную чашу фонтанчика. В доме стояла тишина, только струя воды тихо ворковала о чем-то, да какая-то малая птаха возилась в ветвях кустарника. Мерула посмотрел на нее, сделал движение рукой, будто хотел подозвать ее поближе, но птичка испугалась резкого движения и с громким чириканием, трепеща крылышками, взвилась в небо. Мерула проводил ее взглядом, бросил взгляд в угол дворика, туда, где была спальня Селены, и вздохнул. Ему бы радоваться, что представился случай еще раз доказать патрону свою преданность, вовремя исполнив его волю, но он отчего-то загрустил. Его раздражение против иудеянки прошло и сменилось непонятным ему самому сочувствием. Подумать только – даже жестокосердый Кезон Сестий пожалел о ней. Неслыханно!
Где сейчас эта девочка? Похоже, что она не взяла ни денег, ни украшений, и, усталая, голодная, бредет по пыльной дороге неизвестно куда. А может быть, она еще не покинула Кесарию и пляшет где-нибудь в порту под одобрительные крики грузчиков и матросни, надеясь получить несколько жалких монет и грубую лепешку? Мерулой вдруг овладело отчаянное желание еще раз увидеть ее, заглянуть в ее бездонные глаза. Он торопливо вскочил на ноги, взял кошель с монетами и отправился в порт. «Может быть, встречу ее, заставлю взять деньги, чтоб не бедствовала хоть какое-то время».
Но напрасно он бродил по огромной кесарийской гавани, петлял по припортовым улочкам, заполненным разноголосой толпой. Тонкими, резкими голосами вскрикивали разносчики воды, вопили, что было сил, продавцы сладостей, драли глотку назойливые лавочники, орали пьяные матросы, сошедшие на берег, и, казалось, каждый в толпе норовил перекричать другого. Иногда в этом оглушающем шуме Меруле слышались звуки бубна, он спешил туда, но каждый раз его надежда оказывалась напрасной – Селены нигде не было. В конце концов, он устал, купил дешевого кислого вина в какой-то лавчонке и присел в тени дерева утолить жажду. Вдруг перед ним вырос Руф. У Мерулы холодок пробежал по спине – неужели коротышка следил за ним? Что ему надо?
– Ищешь ее, Мерула? – без всякого предисловия спросил наглец.
– Кого – «ее»? – мрачно произнес Мерула и воззрился в оловянные глазки соглядатая, не скрывая неприязни. – А тебе-то что за дело? Говори, кто тебя подослал следить за мной? Я знаю, что мой патрон, Кезон Сестий, благородный римский патриций, до такого не опустится. Да и нет у него причин за мной шпионить. Так что ты тут вынюхиваешь? Но кто бы ни был пославший тебя следить за ней и за мной, можешь его успокоить – я ее выгнал. Похоже, что ее нет и во всей Кесарии.