Тут гость вопросительно взглянул на Мерулу, будто ожидая от него совета. Тому лишь оставалось недоуменно пожать плечами. Его так и тянуло спросить Накдимона, что же все-таки случилось с Ревеккой, но он боялся прервать рассказ гостя. А тот, что-то вспомнив, вдруг улыбнулся, и его лицо осветилось радостью:
– Первый раз я увидел Ревекку на празднике Суккот. Ты знаешь, Мерула, какой это веселый праздник? Как все ликуют, восхваляют Всевышнего, строят шалаши?
Мерула отрицательно покачал головой, но понял, что на самом деле Накдимона вовсе не интересует его ответ – молодой иудей полностью погрузился в свои воспоминания, и было очевидно, что говорит он не столько со своим собеседником, сколько сам с собой:
– Никогда не забуду тот вечер. Во дворе Храма горели огромные светильники, все пели и танцевали с факелами в руках. Я стоял среди ликующей толпы, смотрел, как танцуют нарядные и пригожие девушки, и улыбался своим мыслям. Подходила моя пора жениться, стать главой новой семьи и продолжить наш род. Мои родители уже присмотрели для меня достойную невесту – Рахэль, дочь наших соседей, людей столь же уважаемых, как и они сами. У меня замирало от радости, когда я думал о ней и о нашей будущей свадьбе. Но Господу угодно было послать мне другую любовь, – и лицо гостя вдруг преобразилось, глаза расширились, губы улыбались. – В круг танцующих вдруг вышла невысокая девушка, совсем юная, лет четырнадцати, не более, две толстенные косы, как змеи, обвивали ее головку. Девушка начала танцевать, и все расступились и теперь смотрели только на нее. Она походила на лань, когда та взлетает по каменистым склонам к вершине горы, будто вовсе не касаясь земли, – такой грации и прелести были исполнены ее движения. И тогда, Мерула, я понял, что погиб. Я стал спрашивать у знакомых, кто она такая, и мне сказали: «Это Ревекка, дочь вдовы Рут, что живет у Навозных ворот». Я хотел к ней подойти, но она исчезла в толпе подруг.
Гость опять замолчал и в задумчивости стал теребить край рукава. Потом, будто очнувшись, вздохнул и продолжал:
– Той ночью она мне приснилась. Она смеялась и куда-то меня звала. Я изо всех сил старался догнать ее, обнять, прижать к сердцу, но у меня ничего не получалось, и она все ускользала от меня. Я проснулся. Было темно, сквозь проем в стене едва брезжил рассвет, и глаза мои были влажны от слез. «Увижу ее во что бы то ни стало», – твердо решил я и в тот же день отправился к Навозным воротам, туда, где селятся бедняки.
Тут гость примолк, будто потерял нить рассказа. Мерула чуть подождал, и, поняв, что гость мыслями улетел в неизвестные дали, подал голос:
– И ты ее встретил? Нашел дом ее матери?
Молодой человек встрепенулся и закивал головой:
– В тот день Бог воистину благоволил ко мне – не пройдя и полпути, я увидел ту, которую искала душа моя, – она шла к уличному колодцу с большим кувшином. В ту пору я был еще немного робок в отношениях с девушками, но, зная, что Господь любит смелых, поборол робость, подошел и почтительно ее приветствовал. Она отбросила покрывало со своей кудрявой головки и улыбнулась, показав красивые белые зубки. В лице ее не было никакого смущения, оно было открыто и приветливо. Мерула, явзглянул в ее глаза, в ее живое, веселое лицо, и в тот же миг понял, что сердце мое хочет только одного – чтобы она была рядом во все дни жизни моей. Конечно, ничего такого я ей не сказал, мы обменялись несколькими, ничего незначащими словами и разошлись. – В мерцающем свете масляной лампы Мерула видел, что лицо гостя светится радостью, и вдруг подумал, что завидует молодому человеку, что сам хотел бы оказаться там, у колодца, рядом с девушкой, несущей большой кувшин. Он весь обратился в слух, боясь пропустить хоть одно слово гостя.
– Я пошел домой, – говорил иудей, – и тем же вечером во всем сознался отцу и матери. Я всегда был послушным сыном, Мерула, никогда не смел противоречить родителям, но тут прямо сказал, что желаю жениться на девице Ревекке, дочери вдовы Рут, и никакой другой невесты мне не желательно. Мать не сказала ни слова, будто окаменела от моего известия, а отец пришел в невиданную ярость. Он даже не кричал – он извергал слова, будто рык. Оказывается, он видел Ревекку, слышал о ней и ее матери, и теперь метал громы и молнии. «Мало того, что они – нищие, вдова после смерти мужа перебивается поденной работой – неистовствовал он, – это еще можно стерпеть, бедность часто идет рука об руку с праведностью. Но ни Рут, ни тем более – ее дочь не отличаются ни благочестием, ни подобающей их положению скромностью. Знаешь ли ты, глупый барашек, что Рут не гнушается зарабатывать свои гроши повсюду, даже у язычников, в их нечистых домах?». («М-да, – подумал тут Мерула, – поэтому-то и мы сидим сейчас в вестибуле и не входим в дом – он, видишь ли, нечист для этих праведников»).