-- Что такое Испания?.. -- настаивал он. -- У неё даже колоний почти не осталось, -- только Куба и Филиппинские калачи!..
-- Какие калачи? -- с любопытством спросил Черномор, сдававший карты. -- Филипповские?
Он не слушал спора, но долетевшие слова невольно привлекли его внимание.
-- Филиппинские острова! -- поправился Банерман со сконфуженным лицом.
Он страдал припадками афазии, в особенности неожиданные ассоциации идей заставляли его произносить совсем не те слова.
-- Го-го-го! -- пустил Полозов густо и громко. -- Опять банерманизм!.. Это ещё лучше сегодняшней бороны!..
Полозов жил в одной избе с Банерманом, и не дальше как сегодня утром Банерман, желая попросить гребёнку, чтобы расчесать бороду, попросил у него кратко "борону".
-- Молчи, дурило! -- огрызнулся Банерман. -- Сапожник, знай свои колодки! -- прибавил он не без язвительности, указывая на карты, разбросанные по столу.
-- Ах ты, образина! -- возразил Полозов, протягивая мохнатую десницу и делая вид, что хочет схватить сожителя за шиворот. -- Нахалище ты этакий!
Даже от слов он любил употреблять увеличительные формы.
Банерман схватил вилку и без дальних церемоний ткнул ею в протянутую руку.
-- Не лезь! -- угрожающе предупредил он. -- Ты -- Мишанька!
-- Дурилище ты этакий! -- прибавил он в тон Полозову. -- Отвяжись без греха.
Черномор сразу пошёл пятью картами.
-- Ты -- дурак! -- воскликнул он торжествующим голосом. -- Я выиграл!..
Это была первая игра, выигранная им за этот вечер.
Полозов нахмурился и зевнул.
-- Ну, довольно! -- сказал он, отодвигая скамью и вытягивая свои длинные ноги из-под стола. -- Сколько за тобой конов, Черноморище?
-- 1.720! -- полумашинально вставил Калнышевский в самую средину испанских статистических цифр.
-- 1.720 игр! -- повторил он, видя, что собеседники не понимают и принимают эту новую цифру тоже за испанскую.
Игроки, по его предложению, вели точный счёт выигранным и проигранным партиям, но и здесь он помнил итоги лучше всех.
Маленький человек сделал кислое лицо.
-- Одну отыграл! -- сказал он не без задора. -- Потом ещё отыграю...
-- Никогда ты не отыграешь! -- смеялся Полозов. -- Помни, хоть по пятаку за штуку -- это сто рублей.
-- Меньше ста рублей, -- поправил Калнышевский.
-- 85 рублей 95 копеек, -- прибавил он, подумав с минуту.
Игра была безденежная, но, чтобы уязвить Черномора, требовалось так или иначе перевести проигрыш на деньги.
Хозяйка усадила Веревцова на лучшее место у самовара и тщетно старалась заставить его что-нибудь съесть. Но Василий Андреич был непоколебим.
-- Я пообедал дома! -- повторял он на все соблазны. -- Дайте лучше Полозову!..
Огромный Мишанька на скудной пропадинской пище вечно чувствовал себя впроголодь, но он скрывал свою прожорливость как порок и никогда не позволял себе переходить общую норму.
Он посмотрел на Веревцова с упрёком и, отрицательно мотнув головою, отошёл к камину и принялся греть руки у огня.
-- Отчего так поздно? -- сказал Калнышевский.
Посещения Веревцова ценились, и, если его долго не было в урочное воскресенье, всей компании как будто не хватало чего-то...
-- У меня Алексеев! -- кратко объяснил Василий Андреич. -- В юрте остался, не хочет в гости идти...
Наступило непродолжительное молчание.
-- Он мне сегодня чуть голову не разбил! -- объяснил хозяин так спокойно, как будто ценил свою голову не дороже яичной скорлупы. -- Миской швырнул...
-- Хорошо, что я отскочил, -- прибавил он, принимаясь опять за подпилок. -- Миска-то медная, край такой острый, на косяк налетела, дерево как ножом разрезала.
-- Я его покормить хотела! -- пояснила хозяйка. -- А он всеё миску, да и с супом, Николаю Ивановичу в голову бросил... Так ничего и не поел! -- прибавила она со вздохом.
По-видимому, она больше всего жалела о том, что Алексеев остался без супу.
-- Всё от безделья! -- сказал Банерман сентенциозно. -- Живёт один, занятий нету... Вот и отыскивает себе что-нибудь, чтобы внимание занять.
-- Пускай он у меня поживёт! -- кротко сказал Веревцов. -- Может, научится и в обществе жить!..
-- Бедняжка! -- сказала хозяйка. -- Пускай хоть отдохнёт! Совсем измаялся.
-- Только знаете, -- сказал Веревцов, застенчиво улыбаясь. -- Он просит, чтобы гости не ходили. В воскресенье, значит, у меня нельзя!..
-- Это жаль! -- сказал Банерман. -- Мы привыкли уже у вас!..
-- Ну что ж делать! -- задумчиво возразил Калнышевский. -- Нельзя, так и нельзя!..
-- Мне дьяконица говорила, -- сказала вдруг хозяйка, -- "найдите шамана, пусть отколдует его, -- напущено на него по злобе!" Пустое это! -- поспешно прибавила она, видя неудовольствие на лице мужа.
-- При чём тут дьяконица? -- неохотно проворчал Николай Иванович.