-- А это что? -- продолжал Ястребов. -- Опять дудка?..
Он подхватил колоду и одним широким взмахом забросил её высоко на крышу.
-- Которая это? -- спросил он более дружелюбным тоном.
-- Пятая! -- сказал Веревцов с невольным вздохом. -- Нужно ещё десять!..
Долбить колоды было так трудно, что он опасался, что не успеет приготовить достаточного количества к наступлению лета. Вдобавок лес для колод попался ему дурной; он собрал его в половодье на речке, протекавшей мимо его владений, но на верховьях её росли деревья с витыми стволами, твёрдыми как железо и склонными от высыхания раскалываться по спирали.
-- Слушайте! -- сказал вдруг Ястребов. -- Вон в той лощинке, -- и он указал рукой на неровный спуск дороги от юрты к речке, -- лежат колоды!..
-- Какие колоды? -- с удивлением спросил Веревцов. -- Я вечером ходил за льдом, там ничего не было!..
-- А теперь есть! -- спокойно возразил Ястребов. -- Я думаю, они вам пригодятся.
-- Кто же их принёс? -- недоумевал Веревцов.
-- Я почём знаю! -- проворчал Ястребов. -- Вы их посмотрите, они долблёные!..
Лицо Веревцова внезапно вспыхнуло от смущения. Даже белый лоб и маленькие уши покраснели. Он, наконец, догадался, кто принёс загадочные колоды.
-- Спа-па-сибо! -- сказал он, заикаясь от волнения. -- Но я мо-могу принять вашу по-помощь только с дележом... из по-половины!..
Несмотря на почтенный возраст и экстраординарный curriculum vitae [Ход жизни -- лат. Прим. ред. ], Веревцов сохранил способность смущаться как молодая девушка. Вдобавок долголетнее молчание так отразилось на его привычках, что в экстренных случаях он нередко совсем лишался употребления языка.
-- Хорошо! -- спокойно согласился Ястребов. -- Мы с вами поделимся как мужик с медведем: вам корешки, мне вершки.
Оба они были изобретатели и пытались изменить условия жизни в полярной пустыне и приспособить их к своим желаниям, но затеи Ястребова носили фантастический характер. Он захотел, напр., построить судно, не имея ни малейшего понятия о судостроении, и возился над ним целый год с нечеловеческим упорством. В конце концов, вышла круглая барка, по форме похожая на поповку, которая при первой же поездке безнадёжно села на мель в одном из протоков Пропады. Он изобрёл усовершенствованную уду, на которую не хотела клевать рыба, пробовал варить мыло из сала и древесной золы, дубил кожи тальничной корой, изменил собачью упряжь к великому ущербу для упряжных животных.
Новая затея Веревцова была, быть может, столь же мало исполнима как постройка фантастического корабля, но вытекала из насущной потребности.
Нуждаясь в растительной пище, он затеял развести вокруг юрты огород и устроить большой парник для более нежных овощей. Он научился огородничеству ещё в Шлиссельбурге в довольно необычных условиях, но всё-таки у него были и познания, и опыт, хотя и не для такого сурового климата. Семена он привёз с собою, даже держал всю дорогу картофель и лук за пазухою, чтобы сохранить их от мороза. Конечно, и того, и другого было мало, всего по несколько штук, но Робинзон Крузо, как известно, развёл из единственного зерна целое хлебное поле, и Веревцов тоже не терял бодрости со своими четырьмя картофелинами и шестью луковицами. Гораздо важнее было то, что он привёз с собою два больших ящика стёкол, хотя одному Богу было известно, почему они не разбились по дороге. Кстати сказать, на эти стёкла было много охотников, и самые видные из обитателей города предлагали за каждое стекло хорошую плату пищей или мехами, ибо в Пропадинске стёкол было мало, и они заменялись летом промасленной бумагой или тряпкой, а зимою попросту четырёхугольным куском светлой и толстой льдины. Но Веревцов крепился, и только Марье Николаевне подарил два стекла для окна её спальни. Марья Николаевна, впрочем, в тот же день отослала стёкла обратно.