Поезд подошел тихо. Красноармейцы начали выводить лошадей, спускать сани, выносить имущество.
— У вас совсем спокойно, а мы тревожились, — заметил Лобода.
И только он это сказал, как возле станции разорвался снаряд. Неужели противник что-то заметил? Второй снаряд подтвердил эти предположения. К счастью, разгрузка шла к концу.
Но вот заговорил пулемет Петрунькина. Посланный к нему адъютант вернулся и доложил, что белополяки предприняли наступление. Я отправился в окопы.
Ночная атака противника была сорвана, а скоро разгрузившийся эшелон благополучно отбыл обратно.
14 января стоял очень сильный мороз и противник активности не проявлял. Пользуясь затишьем, мы роздали полушубки и валенки.
Лобода доставил несколько пачек газет, и они пошли по рукам. Все интересовались, что делается в России и «что сказал товарищ Ленин». Вера в Ленина, в каждое сказанное им слово была безгранична.
Доставленные Лободой газеты публиковали телеграмму Наркоминдела Советской России польскому правительству. В ней говорилось, что наша страна еще в апреле 1918 года заявила о своем неизменном желании прекратить военные действия. Однако польское правительство оставляет советские мирные предложения без ответа, а польские войска продолжают продвигаться в глубь советской территории.
Телеграмма предлагала Польше начать переговоры о заключении прочного и длительного мира.
В тот же день мы провели общее собрание отряда.
Ланис прочел телеграмму Советского правительства. Затем сказал:
— Наша задача состоит в том, чтобы любой ценой отбить врага, который упорно лезет на станцию. Поклянемся же товарищу Ленину, что будем стоять в окопах насмерть, не отступим ни на шаг.
— Клянемся! — раздалось в ответ.
С утра 15 января после продолжительного артиллерийского обстрела противник стал продвигаться в трех направлениях: рота шла вдоль железной дороги, две роты — справа от деревни, а еще одна направилась левее железной дороги. Что ж, если это все силы белополяков, то мы отобьем их. Но если у противника есть резервы?..
Артиллерия непрерывно била по окопам, станции, фольварку. Вражеская пехота двигалась перебежками. Много белополяков, сраженных нашими очередями, падало в снег. Все шесть пулеметов отряда работали на полную мощь.
Когда цепи врага подходили слишком близко, открывали убийственный огонь все красноармейцы и отгоняли их.
Под вечер белополяки стали выдыхаться.
Но вот вдали показался дымок. Нетрудно было догадаться, что это идет бронепоезд.
Хорошо, что Ерофеев разобрал рельсы на мостике. Выемка и холмик закрыли остановившийся состав. Оттуда станция не видна, стрелять ему неудобно. А путь починить мы не позволили — мостик находился под обстрелом. Бронепоезд вел огонь наугад.
Ободренные поддержкой, роты противника попробовали подняться. Но мы снова заставили их залечь.
— Лезут, дурни, словно не знают, что станцию обороняет отряд особого назначения, — пошутил Ильенков.
— Конечно не знают. Ты им напиши, и они перестанут наступать, — в тон ему ответил Бедик…
Я вызвал по телефону станцию Остров. Там оказался поезд командующего армией Корка. Ответил мне Иванченко. Доложив ему об итогах боя, я высказал свои опасения. Враг наращивает силы. Еще несколько подобных атак — и потери наши будут так велики, что отряд не сможет удержать станцию.
— Все будет в порядке. Скоро вас сменят, — ответил Иванченко.
Ночью прибыл стрелковый полк. Мы снялись и походным порядком выступили на станцию Борчаниново, а оттуда поездом в деревню Бородино, что рядом со станцией Локня.
Нашему отряду поручалась необычная задача — борьба с дезертирством на трудовом фронте и забота о налаживании работы «железкомов» и «лескомов» Витебской и Псковской губерний Транспорт и промышленные предприятия из-за нехватки угля переводились на древесное топливо. Тысячи коммунистов были направлены на топливный фронт. Заготовка и перевозка дров приравнивались к военным заданиям.
Отряд получил трехдневный отдых. На третий день состоялось партийное собрание. Меня приняли в члены РКП (б).
За зиму и раннюю весну отряд выловил немало дезертиров, помог в организации лесозаготовок. А в апреле пришлось расстаться с ним: меня отозвали в штаб армии и вручили предписание на Южный фронт, в Харьков.
Так я снова попал в город, где в 1918 году определился мой путь в революции. Иванченко оказался тоже здесь, в должности коменданта Харькова, являвшегося в то время центром подготовки наступления на барона Врангеля — последний оплот Антанты.