— Но ведь вести бой сейчас для нас так же трудно, как и в горы подниматься, — резонно заметил комиссар.
— Применим психическую атаку. Оба взвода автоматчиков снимут охрану и скрытно займут околицу. А мы пойдем в деревню с песней. Как только запоем, автоматчики откроют огонь. Увидишь, что немцы очумеют и разбегутся.
— А что, пожалуй, ты прав, — согласился Кальченко.
Подошли к деревне. С песней вступили на улицу.
Несколько десятков гитлеровцев, обосновавшихся там, убежали, Теперь раньше завтрашнего утра никто нас не потревожит.
Бойцов разместили по домам. Хозяева затопили печки, начали готовить ужин. Чтобы не выдавать наш завтрашний маршрут, Кальченко дал задание политработникам вести в домах разговоры, будто мы собираемся напасть на Бахчисарай.
Штаб поместился в крайней избе у леса. Хозяин хорошо знал, в каких деревнях стоят немцы, только вчера он был в Ялте и видел там много танков.
Судя по указкам на шоссе, до Ялты свыше шестидесяти километров. Что-то очень скоро он вернулся. Подозрительно это.
— Быстро возвратились. На машине ездили? — спрашиваю.
— Зачем на машине, пешком. Мы ходим в Ялту через горы. Утром выйдешь, а через четыре часа уже на базаре. Хотите, я вас проведу тропой в Ялту?
— Спасибо. Нам совсем в обратную сторону. О партизанах ничего не слышно?
— Как не слышно! — осторожно посматривая на дверь, удивился хозяин. — Здесь все знают. Сказывают, на Бойке они. Это высоко в горах, летнее пастбище так зовется. Место труднодоступное и удобное. Могу провести туда!.. Наш хозяин оказался радушным, честным советским человеком.
* * *
Ночь прошла спокойно. Мы отогрелись, хорошо отдохнули, высушили одежду. Было еще темно, когда отряд построился. Выступили в сторону Бахчисарая, а выйдя за деревню, повернули обратно в горы.
На рассвете позади услышали артиллерийскую и пулеметную стрельбу. Это гитлеровцы приступом брали опустевшую деревню Биюк-Узенбаш.
День выдался солнечный, теплый. Остановились у выхода из леса южнее деревни Махульдур. С группой командиров я выдвинулся на опушку, чтобы изучить местность и уточнить место прорыва через дорогу Бахчисарай — Ай-Петри.
В бинокль видны деревня Гавро и большой участок шоссе. В Махульдуре и Гавро много солдат. По дороге от Биюк-Узенбаш до шоссе и по самому шоссе интенсивное движение. Нет, здесь идти на прорыв безрассудно. Решили снова подняться в горы. Там встретим партизан, и они помогут нам.
На подъеме передовое охранение задержало татарина. Он назвался учителем и сказал, что идет из Коккозы. В деревне много немцев, а вчера и сегодня их стало еще больше. Они ждут кого-то.
— Часом, не вас ли? — улыбаясь, спросил татарин.
На всякий случай мы его задержали, пока не поднялись на гору, а потом отпустили. Но скоро выяснилось, что допустили промах.
На полпути к высокогорному пастбищу нас остановили. Старший заставы попросил, чтобы отряд подождал, а на базу поднялись только мы с комиссаром.
Партизаны размещались в зданиях молочно-товарной фермы. У одного из домиков нас встретил командир партизанского отряда Калашников, удивленно спросил:
— Как вы нашли нас?
— Очень просто. О вашем местопребывании знают все жители, — ответил Кальченко.
Я добавил:
— Плохо маскируетесь, товарищ, командир.
— Ничего! Нас здесь врасплох не застанут! — самоуверенно заявил Калашников.
Мы зашли в дом. Я разостлал на столе карту и началось уточнение маршрута. Оказалось, что наше намерение спуститься на дорогу по восточному склону невыполнимо из-за чрезмерной крутизны. Партизаны советовали перейти шоссе на выбранном нами ранее участке Ени-Сала — Коккозы. Кто-то из них выдвинул оригинальный, не лишенный логики довод: в Коккозах много немцев, поэтому в том районе они менее осторожны. Партизаны обещали проводить нас вечером кратчайшим путем.
Повар поставил на стол чугун с крутой пшенной кашей. Мы наелись и решили отдохнуть.
Но не успели еще встать из-за стола, как на улице поднялась суматоха. Послышались автоматная стрельба, разрывы гранат. Все выскочили из помещения. Я замешкался, складывая карту, выбежал последним.
К строениям быстро приближалась густая цепь немцев. Партизаны побежали к высокой изгороди, протянувшейся метрах в двадцати от домика, легко вспрыгивали на нее и скатывались по пологому склону. Таким же путем ушел и Кальченко. Я поспешил за ним, схватился левой рукой за кол и хотел подтянуться, но кол обломился.
Над головой уже свистели пули, совсем близко рвались гранаты. «Неужели смерть? — пронеслось в сознании. — Все равно живым не дамся!» Не знаю уж, как и перелез через изгородь, как скатился вниз и догнал товарищей.