Кто-то на мгновение останавливался и снимал шапку, глядя на фотографию в траурной рамке, кто-то подходил поближе, чтобы прочесть написанный мелкими буквами текст. Некоторые, преимущественно молодые, проходили без остановки, лишь на мгновение, фиксируя в сознании: “Опять кто-то умер из стариков”.
Через несколько дней состоялись похороны. Накануне в Комитет комсомола вызвали несколько крепких, рослых парней.
– К вам общественное поручение, – обратился к ним секретарь, – партком просил помочь им в похоронах – некому выносить гроб. На завтра вы освобождаетесь на весь день от работы.
После завершения печальной процедуры, когда все начали расходиться, один из парней, не так давно работающий в институте, поинтересовался:
– Кто-нибудь может рассказать хоть немного о Большакове, а то, как получается, – принимал участие в похоронах, а о том, какого человека похоронили, кроме фамилии, ничего не знаю.
Все то ли спешили домой, то ли мало знали об умершем, поэтому промолчали. Откликнулся лишь один, одетый не слишком тепло для прохладного осеннего дня.
- Мы с Большаковым работали в одной лаборатории. Кое-что могу рассказать... Но если не возражаешь, давай зайдём куда-нибудь, посидим, в тепле, возьмём пива...
- Ну, что тебе рассказать, – начал он, когда ребята устроились за не слишком чистым столом какой-то забегаловки, потягивая пиво прямо из горла бутылок.
Как учёный он был довольно известным в своей области – лауреат Сталинской премии. Однако по служебной лестнице высоко не поднимался, несмотря на большой партийный стаж. Я не знаю причин. Может быть, из-за своего несолидного вида? Был он маленького роста, щуплый, с некрасивым простым лицом, большим носом картошкой, изъеденным оспой, маленькими узкими глазами, редкими волосами не то русыми, не то седыми. Одевался очень просто. Даже сверхскромно. В ненастную погоду носил давно вышедшие из моды калоши. Имел неприличную привычку подтягивать брюки, как будто терял их.
Был он замкнутым человеком. Неохотно шел на контакты. Никогда не ходил в столовую – что-то разогревал на плитке из принесённого из дома. Никогда ничего не рассказывал о себе. Ни с кем на работе не был близок. Также скромно он жил. Всю жизнь в общей квартире со множеством соседей и лишь за несколько лет до смерти переехал в хороший дом в квартиру, где его соседями была всего одна семья. В общем, внешне заурядная, серая личность.
В то же время мне рассказывали о его героическом прошлом. Не знаю, правда это или нет, но он якобы служил в гражданскую войну в Красной Армии. В качестве разведчика был заслан в Самару, где обосновались белочехи. За хороший почерк был зачислен в штаб писарем, откуда регулярно передавал своим важные сведения. Много дней как бы балансировал на острие ножа, проявляя завидное хладнокровие и мужество. Каким-то чудом узнал о своём провале. Накануне ареста ночью бежал. Потом воевал с басмачами в Средней Азии. Был награждён высшей в то время наградой – орденом “Красного Знамени”. Получил ранение. Лечился в Москве, а затем пошел учиться и закончил химико-технологический институт. В числе наиболее способных и, одновременно, преданных революции, был направлен на учебу в США. Проучился там два года и вернулся хорошо подготовленным исследователем, а затем всю жизнь проработал в нашем институте.
Его дотошность и скрупулезность при подготовке экспериментов была просто феноменальной. Однажды я был свидетелем того, как он сваривал термопары. Казалось, чего тут может быть проще: скрутил два зачищенных конца проводов и ткнул в электрод. Так нет, Большаков повторял эту процедуру с одними и теми же проводами раз десять, после каждой сварки тщательно рассматривал спай в увеличительное стекло, срезал его, неудовлетворённый результатом, повторял сварку вновь и вновь, пока не убедился, что спай получился нужной формы, нужных размеров, а, главное, хорошо проваренным. Пайку серебром при сборке установки производил с ужасной дотошностью сам лично. Механик, в обязанности которого входило это осуществлять, лишь ассистировал, подавая инструменты. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что лучшего экспериментатора в нашем институте не было.
Расскажу тебе один просто анекдотический случай, который, однако, свидетельствует о выдержке и находчивости Большакова, которые ему, надо полагать, помогали и в гражданскую войну.
Как ты знаешь, мы работаем с горючими и взрывоопасными газами. Периодически нас посещают пожарные инспекторы. Однажды заходит инспектор в комнату Большакова. Стучит вакуумнасос, включены приборы, установка работает. Большаков сидит с дымящейся в мундштуке сигаретой. У инспектора просто глаза вылезли из орбит при виде такого грубого нарушения техники безопасности. Конечно, Большаков не был ни авантюристом, ни невеждой. Он хорошо просчитал, что если бы из установки попал в помещение даже весь находящийся в ней газ, то все равно взрыва бы не произошло, и потому его курение было безопасным. Формально же это было грубое нарушение, влёкшее за собой административное взыскание и другие неприятности.
Инспектор поднял страшный крик. Большаков сидит, пишет. Никакой реакции. Крик продолжается. Большаков безмолвствует. Такая ситуация длилась несколько минут, пока сигарета не затухла. После этого Большаков спокойно обращается к инспектору: “Что вы кричите и мешаете работать?”
– Вы курите, у вас открытое пламя в руке!
– Где? – удивлённо спрашивает Большаков, – Это вы о сигарете? Так она загашена. Можете в этом убедиться.
Инспектор ушел ни с чем.
Но, пожалуй, самым интересным в жизни Большакова было одно событие...
– Что же это?
– Рассказ и так получился очень длинным. Боюсь, что тебе всё это уже наскучило?
– Нет, что, ты! Я слушаю с интересом, а сейчас ты меня прости, заинтриговал. Прошу продолжить, если у тебя ещё есть время, но через минуту. Я только ещё возьму пива.
Важное в жизни Большакова событие, которому я лично для себя не могу найти объяснения, произошло во время его возвращения из Америки в Европу: на борту парохода во время многодневного плавания он встретил девушку – дочку русских иммигрантов, которая после нескольких лет учёбы в США возвращалась к родителям в Лондон. Завязался скоротечный и бурный роман, что совершенно не вяжется с личностью Большакова.
Он закончился тем, что девушка уехала с Большаковым в Россию и стала его женой. Когда мне это рассказали, я просто не поверил: фантастика, сюжет для романа. А, главное, я тебе ещё не сказал, эта девушка, которую звали Маша, была очень красива, голубоглазая с длинными светлыми волосами.
– Я у них там дома видел на стене фотографию очень красивой девушки с длинной косой, может быть, это было она?
– Скорее всего это действительно было её фото. Итак красивая девушка Маша, бросив своих родителей и отказавшись от обеспеченной жизни на цивилизованном Западе, поехала в страшную коммунистическую Россию с невзрачным, сереньким Большаковым, чтобы всю жизнь скромно, даже очень скромно, прожить в коммунальной квартире, без родственников, которых не было ни у того, ни у другого, не заведя детей, не имея, как мне кажется, друзей и интересной работы.
Всю свою жизнь она посвятила Питеру – так он назвался при первой встрече, и так она его звала всю жизнь. Питер! Он был ей и отцом, и мужем, и ребёнком. Она нежно и заботливо ухаживала за этим щуплым, невзрачным человеком, который не отличался хорошим здоровьем. Он был единственным светом в её окне! Сколько я ни пытался найти мотивацию её решения, это так и остаётся для меня загадкой. Да, жизнь удивительна и не всегда понятна! А ты женат?
– Пока нет.
– Я тоже. И ещё не известно, какие сюрпризы ждут нас. А эту старушку очень жаль. Видно, что она одинока и раздавлена горем. Что с ней теперь будет?
Через несколько дней молодые люди случайно встретились в обеденный перерыв.
– Ты ведь интересовался Большаковым, которого мы хоронили, не правда ли?
– Да. А что?