– Что уже и жидам стали давать Героя?
Владелец злосчастной фамилии, как раз входил в помещение. Услышав только что произнесённые слова, он без раздумий схватил со стола первую попавшуюся бутылку и стукнул ею генерала по голове. Генерал рухнул на пол. Скандал, замешательство! Виновника взяли под стражу, генерала отправили в госпиталь.
О произошедшем доложили Пономаренко – первому секретарю ЦК Белоруссии, возглавлявшему партизанское движение страны. Пономаренко был в растерянности: за такие поступки полагается трибунал, но ударивший был командиром одного из лучших партизанских отрядов. Ну и генерал тоже хорош... Что делать? Это надо решать в верхах.
Сталин, выслушав Пономаренко, после короткого раздумья произнёс:
– И в правду, герой. Дайте ему “Красное Знамя” и пусть дальше воюет.
2006г.
это вам за всё...
Обутая в старые галоши, в которые с трудом втискивались опухшие больные ноги, Арина перепиливала в одиночку двухручной пилой толстое бревно. Работа длилась уже не первый день. Это был тяжкий труд для старухи, которой перевалило за восемьдесят. Но, что делать? Как пережить приближающуюся зиму без дров?
За этим занятием её застал солдат, резким движением отворивший висящую на одной петле калитку.
– Яйки, млеко! Бистро, бистро!
– У меня ничего нет. Разве не понятно, что у хозяйки такой развалюхи ничего не может быть.
Солдат или ничего не понял, или не хотел понимать. Он отворил ворота хлева и был разочарован. Хлев был пуст. Ещё в прошлом году забрали кормилицу – козу, которую долго оплакивала Арина. Разозлённый неудачей солдат направился к курятнику.
“Как хорошо, что я упрятала Хохлатку,” – подумала Арина. Она сделала это еще утром, когда солдаты в очередной раз нагрянули в их деревню. В курятнике солдата также ждало разочарование. Он уже собирался уходить, когда Хохлатка, разбуженная скрипом отворяемой двери, начала копошиться в углу, заваленном соломой, а затем вылезла и доверчиво пошла навстречу солдату. Она привыкла, что вслед за привычным скрипом двери появляется хозяйка, которая непременно приносит какое-нибудь скромное угощение. Обрадованный солдат схватил Хохлатку и крепко сжал. Непривычная к столь грубому обращению, курица возмущённо заквохтала, норовя клюнуть солдата. Тогда он сжал рукой её ноги и вниз головой вытащил из курятника. Увидев это, Арина в отчаянии бросилась к солдату; плача, она просила оставить ей курицу, говорила, что это единственное, что у неё есть, умоляла, почти валялась в ногах.
“Что хочет эта глупая, старая женщина? Как она не понимает, что я победитель. Что я могу делать на этой земле все, что хочу. И раз я голоден, я обязательно заберу эту птицу”.
Меж тем Хохлатка, раскрыв крылья, дёргалась и рвалась изо всех сил.
Это рассердило солдата. Он размахнулся и ударил курицу о бревно. Тело Хохлатки сразу обмякло. Она перестала дёргаться.
Не в силах видеть это, Арина закрыла лицо руками. Так она простояла некоторое время, а потом медленно пошла к курятнику. В нём было зловеще тихо. Ещё совсем недавно здесь была Хохлатка, не только её кормилица, но и её подруга, собеседница – в общем, единственное живое существо, которое оставалось рядом с ней, доживающей свой век старухой. Ещё вчера она привычно угощала Хохлатку прямо с руки, а та аккуратно склёвывала нехитрое лакомство. Ещё вчера она гладила золотисто-серебристые перья на её спине, рассказывая ей о своих хворобах, о бедах одинокой старости. И вот теперь она ее лишилась! Как пережить это горе...
Пошарив в соломе, в привычном месте она нашла яйцо. Одно, небольшое, последний подарок Хохлатки. Арина осторожно отнесла его домой и закутала в тёплое тряпьё. “Сейчас не ко времени, но вдруг удастся сохранить его и вылупится цыпленочек, а потом вырастет новая Хохлатка”. Как ей хотелось верить в это!..
Арина не могла успокоиться, не могла вечером заснуть. Корила себя за то, что не ударила этого наглого рыжего лопатой по голове. “Я всё равно долго не проживу, а так может быть стало одним супостатом меньше,” – думала она. Эта мысль не давала покоя.
Ночью, когда стихли громкие голоса подвыпивших солдат, Арина прихватив бутылку с керосином, заткнутую бумажной пробкой, поплелась к дому, где они заночевали. Убедившись, что рядом никого нет, она полила приступок входной двери керосином и со словами: “Это вам за Хохлатку, это вам за всё!” – чиркнула спичкой. Пламя мгновенно заиграло на сухом дереве.
Арина не успела уйти далеко, как к ней подбежали двое полицаев.
– Ты что здесь в такой час делаешь, старая? Что это за бутылка? – спросил один из них, увидев бутылку, которую не успела спрятать Арина.
– Давай сюда! Понятно, – сказал он, понюхав, – ясно, кто устроил поджог! Ну ты за это получишь...!
И они потащили за собой упирающуюся Арину.
На другой день в деревню прибыл для расследования случившегося офицер “СС”. Ему рассказали о произошедшем.
– Сколько солдат пострадало?
– Ребята хорошо погуляли и были сильно на взводе. Трое, видимо самых пьяных погибли, пятеро получили сильные ожоги.
– Мерзавцы! Дисциплина совсем расшаталась! Вызвать ко мне их командира! Он за это ответит! А сейчас я хочу допросить партизана. Мне сообщали, что поджигатель задержан.
– Партизана нет.
– Как это нет?!
– Это не партизан. Это старуха.
– Старуха???
– Да, старуха. И очень древняя. Едва ходит.
Офицер был поражен: “Если старуха совершает такое, то как нам победить этот народ? Война так затянулась, ей не видно конца. Наверное, я ещё не скоро увижу свою Гретхен”...
– Что делать со старухой? – прервал его размышления вопрос.
– Как обычно, что делают с поджигателями...
Когда Арину, окружённую солдатами, куда-то повели, она понимала, что это последние минуты её жизни. Жалела ли она о том, что жизнь кончается?
“Днём раньше, днем позже, – думала она. – Всё равно совсем близка голодная смерть. А так я сгубила хоть сколь ни есть ворогов, пришедших, чтобы нести людям горе. Жаль только что без меня пропадёт последнее яичко Хохлатки”.
В самую последнюю минуту она успела прокричать: “Это вам за Хохлатку, это вам за...''
Присутствующий офицер спросил полицая о том, что прокричала старуха.
– Она прокричала о какой-то Хохлатке. Совсем с ума сошла!
ВЫ ЖЕ НЕ ФАШИСТ...
Получив приказ, майор Смирнов тотчас выехал к месту нового назначения. Путь был довольно долгий – из Кенигсберга в Баварию. Всё по дороге носило следы только что закончившейся войны. Сравнивая увиденные разрушения с теми, что Смирнову довелось повидать на Брянщине и на Украине, его не покидала мысль: “Мало немцам досталось. Им бы наше горе: мало, мало им...”
К вечеру уставший водитель попросил об отдыхе. Вскоре они въехали в маленький городок, стоящий на берегу неширокой извилистой реки, где-то впадающей в Одер. На крохотной площади, куда сходилось несколько улиц, высилась уцелевшая кирха с забитой досками входной дверью.
Внимание майора привлёк домик с обилием цветов за низкой оградой. “Кругом разрушения, а тут цветы,” – с раздражением подумал Смирнов, однако велел водителю остановиться.
– Фрау Шиллер, – представилась хозяйка дома – аккуратно причёсанная блондинка в переднике. – Конечно, вы можете у нас переночевать, но у нас совсем нет продуктов, чтобы что-нибудь для вас приготовить.
В машине были консервы, взятые на дорогу. И вскоре майор Смирнов уже мог отведать сваренное хозяйкой блюдо.
Фрау Шиллер помогала дочь. Как показалось Смирнову, девушка лет семнадцати, полностью оформившаяся, с развитой грудью, которой было тесно в узкой кофточке. Девушка была весьма миловидной и, как подумалось, смотрела на него с интересом. Майор был молод, высокий, черноволосый, приятной наружности, был образован, знал языки. Он всегда нравился женщинам. Девушка вызвала у него желание познакомиться с ней поближе. В этом он окончательно утвердился после выпитого за столом: “Я победитель, заслужил возможность расслабиться... и ей я, кажется, нравлюсь... Так почему же нет?”