Курсы размещались в здании бывшей средней школы в районе Таганской площади. Наша учебная группа состояла из двенадцати человек. Слушатели были разного возраста (от вчерашних школьников, в основном москвичей, имеющих среднее образование, до почтенных отцов семейств). Были среди нас и фронтовики, и офицеры, еще, как говорится, не нюхавшие пороха, сержанты и рядовые из разных родов войск. Все мы носили свою форму: морскую, авиационную, общевойсковую. На курсах были люди различных национальностей, но большую часть составляли евреи. Последние, кстати, как правило, знали идиш, который во многом сходен с немецким языком. Это в какой-то мере и решало проблему ускоренной подготовки переводчиков.
Группа у нас подобралась дружная, без зануд. Помогали все друг другу и в учебе, и в житейских делах. Помню, однажды на занятии слушатель Пелипенко, которому трудно давался язык, замешкался с ответом. Никак не мог вспомнить одно немецкое выражение. Наш старший группы, бывший фотограф, лет сорока пяти от роду, которого мы между собой величали "папа Плахт", с некоторой подковыркой заметил:
- Ну, пора бы уже это запомнить!.. Пилипенко, всегда спокойный, вдруг взорвался и резко ответил Плахту:
- Ты всю жизнь говорил "мутти", а я "мама", чего ж ты от меня хочешь?..
Закончился инцидент вполне миролюбиво, под общий смех всех слушателей и преподавателя. И Пилипенко, и Плахт друг на друга не обиделись.
На курсах учились и "инвалиды". Так мы шутя называли тех, кто попал на учебу по протекции, как говорится: "сам в Ташкенте, а рука в Москве", а также дети высокопоставленных деятелей и генералов. Много среди слушателей было девушек-фронтовичек, но были и дочери разных начальников. Правда, должен заметить, все учились прилежно, да и вели себя хорошо. Преподавание было квалифицированное. Много часов отводилось на самоподготовку. Неплохо был налажен и наш быт, и питание. Словом, после грома войны жил я на курсах как у Христа за пазухой.
В условиях военного времени и культивировавшейся особой бдительности ( "Враг не дремлет!") нам, курсантам, приходилось заполнять различные анкеты, писать автобиографии и т. п. А поскольку развлечений у нас было мало, находились местные шутники, которые нет-нет да и повеселят. Помню такую историю. Однажды в класс входит Пилипенко и вдруг с порога обращается к грузину Мдивани:
- Слушай, кацо! Я был сейчас в канцелярии, носил туда свою анкету, а там говорят, что ты - Мдивани - родня самому Мдивани, известному меньшевику!.. Как бы чего...
- Эй! - воскликнул темпераментный горец. - Какой Мдивани, какой меньшевик...
Он вскочил с места и стремглав помчался в канцелярию. Там он без лишних слов выхватил из пачки свою анкету и внес туда такую фразу: "Я ничего общего со знаменитым меньшевиком Мдивани не имею!"
Потом над ним долго потешались. Так что, несмотря на трудное время, огромную нагрузку, люди находили и повод и время шутить, смеяться. Жизнь шла своим чередом. На занятиях слушатели рассказывали о своей жизни, о боевых эпизодах, участниками или свидетелями которых они были. Этого требовали преподаватели на практических занятиях. Эти рассказы использовались для закрепления теоретического материала, поскольку они велись исключительно на немецком языке.
Мне тоже приходилось рассказывать о своей службе, о боевых операциях, в которых участвовал, о сбитых немецких асах и наградах за эти воздушные бои, у меня к тому времени были не только медали, но и два ордена Славы и другие ордена.
А Аня Каневская, прибывшая к нам на курсы с фронта, где была переводчицей, помнится, рассказала то ли быль, то ли окопный анекдот: "Два пленных немецких солдата смотрят на карту мира, затем один другого спрашивает: - Слушай, Ганс! Скажи, какая это страна?" - Он показал на коричневое пятнышко в центре Европы. - Ты что, не узнаешь? Это же ведь наша Германия!.. - "А эта огромная ,страна, что окрашена в красный цвет?.." - Да это же СССР!" - "Это что же, Ганс, получается, выходит, ни Гитлер, ни его генералы не посмотрели на карту, когда нас посылали сюда воевать против русских?!"
Бывший журналист Пилипенко, о нем я уже рассказывал, поведал нам, как он воевал под Москвой и однажды в госпитале услышал от умирающего от тяжелых ранений солдата такие слова:
- Вам, братья мои, нужно обязательно устоять, вы своей грудью, как гранитной скалой, должны закрыть Москву, ибо проклятия мертвых - это страшная кара для живых!..
Но особенно запал мне в душу рассказ лейтенанта Пеняичева. После окончания педучилища он два года преподавал в начальных классах. В школе и училище он изучал немецкий язык. Но какие там давались знания - известно: немного грамматики, знание наизусть нескольких фраз, элементарное чтение и письмо. Словом, почти ничего. И вот попадает он на фронт. Воюет как все, под его командой сначала взвод, затем рота. В одной из стычек с немцами его ранило и он находился в санчасти своего полка. Вдруг прибегает из роты солдат и передает ему приказ командира полка немедленно прибыть к нему. Когда он оказался в штабной землянке, то увидел, что командир пытается допросить пленного немца. Увидев лейтенанта, командир полка приободрился и произнес:
- Прибыл, вот и славненько. Тут у нас в "гостях" немец, а переводчик, сам знаешь, в госпитале. Ты учитель, помню, так что давай действуй, а я тебе чем могу, тем и помогу.
- Кое-как мы допросили пленного, - улыбаясь, произнес лейтенант. Хорошо, что немец нам попался знающий, немного по-русски кумекал и, что самое важное, хорошо ориентировался на карте.
После этого случая командир полка принял решение назначить меня переводчиком при штабе полка. Что оставалось делать? Пришлось, обложившись словарями, штудировать немецкий. Но дело шло с большим трудом. Помогло мне, правда, то, что переводчик в свое время составил своеобразный перечень вопросов к пленному и его ответы. С этим вопросником я и начал входить в курс жизни военного переводчика. Составлял первичные протоколы допросов и отправлял их под конвоем вместе с пленным в штаб дивизии. И вот однажды разведчики привели ко мне в землянку страшно замызганного немца. Я его начал допрашивать. Он мне отвечает, а я его не понимаю. Ну, думаю, попался же мне немец с каким-то сложным диалектом. А потом вдруг подумал: видимо, этот стервец решил мне проверку устроить, нарочно язык коверкает. Пришлось прибегнуть к народному средству - врезать ему палкой по мягкому месту. Смотрю, немец мой совсем ополоумел, кричит истошным голосом, а я его все равно не понимаю. И вдруг в землянку заглядывает командир полка. Узнав, в чем дело, он успокоил меня. Оказывается передо мной был не немец, а итальянец. Командир об этом уже знал, а потому и поспешил ко мне на выручку. Вот такие были мы Фронтовые переводчики, - завершил свой рассказ Пеняичев.
Да, действительно, переводчиков у нас было очень мало. Я это хорошо знал. И из песни, как говорится, слов не выкинешь.
Память былого - это ожоги сердца. О людях, прошедших войну, могут правдиво рассказать только свидетели. И грустно сознавать, что умирают свидетели, а с ними умирает и правда о войне.
После окончания - курсов военных переводчиков, в июне 1945 года, мне предоставили краткосрочный отпуск для поездки в Харьков. Я был счастлив навестить своих родителей и летел к ним словно на крыльях.
Помню, как незадолго до расставания моя мать мне наказала:
- Вот ты переводчик немецкого языка. Это очень хорошо. Будешь ли ты дальше продолжать свое образование - покажет время, но запомни, что я тебе скажу, - переводчик это очень важное в жизни дело. Он, как сапер, наводит между людьми других национальностей языковые мосты. От его точной работы нередко зависели даже жизни людей. Мы жили, как ты знаешь, в оккупированном городе. Время было страшное. Скольких людей погубили на наших глазах оккупанты: русских, украинцев, евреев - военнопленных и гражданских. Но среди немцев были разные люди. Многие из них тоже были люди подневольные, их гнали на бойню как скот. Мы видели, как многие из них плакали, показывая фотографии своих близких. Некоторые были даже более откровенны с нами, говоря не только на житейские темы. Они без обиняков осуждали войну, считали прямыми ее виновниками Гитлера и Сталина, которые не смогли разделить между собой претензии на мировую власть. Такие люди старались помочь нашим детям: давали хлеб и еще какие-нибудь продукты. Конечно, были и звери, но это в основном эсэсовцы. Были им сродни и наши предатели - полицаи. А вот переводчики - среди них были тоже разные люди, много из наших русских немцев. Когда наш батька спас женщину-еврейку, подтвердив, что она армянка, переводчик заметил, что отец говорит неправду, но почему-то его не выдал. А сколько было других случаев, когда переводчик выручал. Он переводил так, что людей немцы отпускали. Запомни это и, когда будешь в Германии, старайся быть предельно внимательным к людям, к их житейским трудностям, научись разбираться во всем, с тем чтобы люди зря не страдали. Запомни это, сынок. Не должно быть на твоей совести невинных жертв.