– Да как вы не понимаете! – страстно возразил другой. – Через полгода мы навсегда уничтожим самое проклятое зло – деньги. Ни голода, ни нужды, ни унижения. Бери, что тебе нужно, из общественной кладовой. Товарищи, а из золота мы построим общественные нужники!
Наталья недоверчиво покачала головой. Ни голода, ни нужды? Они серьезно верят в эти радужные обещания? Война продолжалась, в стране бардак. Что изменилось с февраля? Убрали царя? Так беспорядка стало еще больше.
– Да, товарищ, – поддержал еще один предыдущего оратора, – к новому году вся земля, все заводы отойдут трудящимся. И денег больше не будет. Работай, живи – всё твое.
– А про войну вы не забыли? – возразил бородатый мужчина с усталыми глазами.
Ну, хоть один голос разума, подумала Наталья, с интересом посмотрев на него.
– Вы знаете, что сейчас творится на Балтийском вокзале? Там три тысячи дезертиров валяются на полу. Да немцы захотят – через неделю будут в Петрограде!
Тут же поднялись бурные дебаты – про войну, революцию, необходимость заключения мира с Германией. Все кричали, перебивая друг друга, страстно жестикулировали – в какой-то момент Наталье показалось, что они сейчас подерутся. То и дело слышались выкрики:
– Надо кончать войну!
– Никаких уступок буржуазному правительству!
– Вся власть Советам!
– Мы не должны бросать винтовку! Революция в опасности!
– Что вы думаете об этом, Наталья Кирилловна? – раздался над ухом тихий голос, едва различимый в общем гвалте.
Она повернула голову, посмотрев на сидевшего рядом Петра. Он смотрел на нее с таким выражением, будто серьезно интересовался ее мнением. Это было до странности приятно.
– Не знаю, – Наталья пожала плечами. – Мне кажется, они слишком оптимистичны и не замечают реальных проблем. А с другой стороны, вдруг я недооцениваю их способности, и в итоге они все-таки добьются своих целей?
Петр согласно кивнул:
– У меня похожие ощущения.
Они обменялись понимающими улыбками. Наталье показалось, Петр хотел сказать что-то еще, но вдруг раздался вроде негромкий, однако перекрывший крики голос:
– Тихо!
И тут же воцарилась полная тишина. Забыв о Петре, Наталья повернулась к столу, за которым теперь стоял Михаил, опершись ладонями о столешницу. Темные глаза сверкали знакомым пламенем, и когда он заговорил, его слушали все – затаив дыхание.
– Нет ничего на свете важнее нашей революции. Все временные неудобства можно потерпеть ради этой цели. С четырех концов света поднимается на нас враг. Он уже дрожит от радости, видя нас захлебнувшимися в крови. Но мы не дрогнем! – Михаил замолчал на мгновение, обведя взглядом собравшихся. – Наше оружие – твердая вера в мировую социальную революцию. Она близко. Она прекратит войну. Она нас спасет. Но мы должны сделать всё, для ее приближения, принести любые жертвы.
Когда он замолчал, тишина взорвалась бурными аплодисментами. Михаил улыбнулся, выпрямляясь. Он был в этот момент прекрасен как архангел, имя которого носил – только пламенного меча в руке не хватало. Он говорил что-то еще, отвечая на вопросы. Но Наталья уже не слушала – она просто смотрела на него, не в силах отвести взгляд.
***
На Пасхальную службу Наталью сопровождал Петр – и Лиза, и Михаил идти в церковь отказались, заявив, что это пережитки прошлого. Несколько лет назад она расстроилась бы из-за этого, но сейчас у нее самой веры почти не осталось – только привычка. Вроде бы как надо идти – Пасха же.
Народу собралось не так уж мало, но меньше, чем Наталья ожидала. А в огромном пространстве Казанского собора и вовсе казалось, будто почти пусто. И даже любимые прежде песнопения уже не вызывали в душе былого ликования. Впервые за свою жизнь Наталья не причащалась на Пасху, отчего возникло чувство вины, будто она совершила если и не преступление, то, во всяком случае, нечто постыдное. Но она постаралась подавить это чувство и скоро в этом преуспела.
Наталья покосилась на Петра, стоявшего рядом возле колонны – по нему было непонятно, что он думает, но и признаков раздражения или желания уйти вроде бы не наблюдалось. Будь на его месте Михаил, наверняка уже хмурился бы и отпускал ехидные замечания.
После Петр проводил ее до порога квартиры. На удивление ночь стояла тихая и безмятежная – ни беспорядков, ни шатающихся по улицам подозрительных личностей, и даже фонари горели.
– Доброй ночи, Наталья Кирилловна.
Возле порога Петр поцеловал ей руку, и от этого – когда-то обычного, а теперь совсем забытого – жеста невольно потеплели щеки.
– Доброй ночи, – Наталья смущенно улыбнулась и поспешила скрыться за дверью.
Некоторое время она постояла в прихожей, прислушиваясь к спускающимся по лестнице шагам, и тихонько прошла в свою комнату, стараясь никого не разбудить.
На следующий день Михаил появился после обеда и ворвался в комнату, где Наталья с Лизой болтали, устроившись на диване – возбужденный, с горящими глазами и сообщил:
– Ленин возвращается из эмиграции!
Лиза вскочила, ее лицо вспыхнуло торжеством:
– Наконец-то!
Наталья же испытывала лишь любопытство – она много слышала про Ленина в последнее время на собраниях, да и просто в разговорах с друзьями, и ей было интересно посмотреть на этого человека. Но более ничего – никаких надежд, в отличие от Лизы, она с его появлением не связывала и не верила, что один человек может что-то изменить в сложившейся ситуации.
Поезд, в котором ехал Ленин, прибывал на Финляндский вокзал ночью, и туда собирались встречать его народные массы. Хотя Наталью всё еще бросало в дрожь от скопления людей, она выразила желание вместе с Михаилом и Лизой пойти на встречу. «Любопытство меня когда-нибудь погубит», – с нервным весельем подумала она.
Погода стояла прохладная, небо хмурилось, но они шли так быстро, что Наталье стало даже жарко.
На перроне Финляндского вокзала выстроилась длинная цепь почетного караула. Вокзал, площадь и прилегающие улицы заполнили десятки тысяч рабочих. Пришлось пробираться сквозь толпу, на мгновение Наталью охватила паника и она взяла Михаила под локоть, боясь отстать и потеряться. Он на мгновение ободряюще улыбнулся ей, уверенно лавируя в людском водовороте. И Наталья успокоилась – рядом с ним она чувствовала себя в полной безопасности. А вот Лизу толпы нисколько не смущали – она то и дело куда-то исчезала, потом возвращалась с ужасно деловым видом, что-то шепотом сообщала Михаилу и снова исчезала.
Стемнело, и зажгли факелы, которые нес отряд пожарников. Но этого показалось мало, и вот вспыхнули прожекторы, едва не ослепив поначалу. Благодаря им стало совсем светло. В толпе мелькали плакаты «Привет Ленину!», «Да здравствует Ленин!».
– Смирно! – разнесся крик, и все замерли.
Оркестр заиграл приветствие, войска взяли на караул. Наталья приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть выходивших из поезда.
– Вон туда смотрите, – тихонько указал ей Михаил.
Наталья проследила за его жестом и увидела ступившего на перрон невысокого человека в котелке и крылатке – довольно молодой с чуть вьющимися волосами и морщинками вокруг глаз. В целом он производил приятное впечатление, но был каким-то… обыкновенным. И это тот, кого называют вождем революции и ждут от него чуть ли не чудес?
Оказавшись среди салютовавших ему военных, он выглядел недоуменным и слегка растерянным.
– Ура-а-а-а!!! – грянул мощный дружный крик над вокзалом.
От него даже уши заложило, и Наталья слегка поморщилась. Ленин что-то сказал находившимся рядом военным, окинул взглядом собравшуюся толпу.
Оркестр заиграл «Марсельезу», толпа колыхнулась, подхватила Ленина на руки и единым порывом занесла его на стоявший тут же броневик. Снова оглядев народ, он снял свою шляпу-котелок и поднял руку. Тут же воцарилась тишина.
– Матросы, товарищи, – слегка картавя, заговорил Ленин довольно высоким голосом. – Я еще не знаю, верите ли вы всем посулам Временного правительства, но я твердо знаю, что, когда вам говорят сладкие речи, когда вам многое обещают – вас обманывают, как обманывают весь русский народ.