Узнав цель ее визита, он бурно обрадовался и долго тряс ей руку.
– Мы крайне нуждаемся в кадрах, Наталья Кирилловна! Учитель – нынче непопулярная профессия. И мы ужасно рады новому человеку, тем более с опытом работы.
– Ну, опыт у меня не слишком большой, – честно признала Наталья. – Пепиньерка – это даже не классная дама. И уж тем более мне не приходилось самой вести уроки.
– Ничего-ничего. Уверен, вы быстро сориентируетесь.
Энтузиазм Ивана Васильевича, похоже, ничто не могло остудить. Наталья от всей души понадеялась, что он не ошибается. Сама она подобной уверенности не испытывала и о начале работе в сентябре думала одновременно с предвкушением и легким ужасом.
Зато Миша, когда она поделилась с ним своими переживаниями, излучал абсолютную уверенность.
– Из тебя выйдет прекрасный учитель, – безапелляционным тоном заявил он.
– Откуда ты знаешь? – усомнилась Наталья.
– Вижу, – лаконично ответил он, пожав плечами.
– Ты просто необъективен, – засмеялась Наталья, обнимая его.
– Это ты просто не осознаешь свои силы, – возразил Миша, улыбнувшись и обнимая ее в ответ.
***
Тем сентябрьским утром Наталья встала пораньше, чтобы приготовить завтрак, собрать Мише обед и собраться самой. Встающее солнце сверкало на мокрых после ночного дождя тротуарах и крышах и косыми лучами озаряло кухню. Услышав под окнами крики мальчишек, продающих прессу, она сбегала на улицу купить свежую газету и журнал «Крокодил». Совсем недавно в Петрограде начали выпускать несколько юмористических журналов, и Наталья время от времени покупала их – хотя во многом политизированные, они нередко печатали по-настоящему смешные заметки. А посмеяться она всегда любила.
Накрыв на стол, Наталья села просмотреть последние новости, изо всех сил стараясь не думать о предстоящем сегодня первом уроке. Поморщившись, она быстро пролистала колонку криминальных новостей – газеты с нездоровым смаком описывали убийства и грабежи, во множестве происходившие в городе. И с удивленной тревогой прочитала сообщение о высылке за границу более двухсот представителей российской философской мысли. Лишь за то, что они не скрывали своего несогласия с советским строем. Иметь собственное мнение в молодом советском государстве определенно становилось опасно.
И, конечно же, обязательно в каждом номере выходили антирелигиозные статьи, в которых читателей убеждали в том, что религия несет лишь вред. Теперь стало модно в дни больших церковных праздников устраивать антирелигиозные карнавалы и спектакли, объявления о которых тоже печатали в газетах. Наталья не понимала, чем церковь помешала властям.
Миша почти неслышно подошел сзади, положив ей руки на плечи и поцеловав в макушку.
– Доброе утро.
Наталья улыбнулась и подняла к нему лицо, чтобы поцеловать уже в губы.
– Доброе утро.
– Что интересного пишут? – спросил Миша, садясь за стол и намазывая вареньем кусок хлеба.
Наталья пожала плечами:
– Да ничего – один криминал. Прямо страшно иногда.
Миша внимательно посмотрел на нее и проницательно спросил:
– А что на самом деле тебя беспокоит?
Наталья вздохнула – порой она не знала, радоваться или огорчаться тому, насколько хорошо он ее чувствует.
– Школа, – коротко ответила она, выразив этим все свои страхи.
Миша слегка нахмурился, неодобрительно покачав головой, но не стал в очередной раз убеждать ее, что она прекрасно со всем справится. Видимо, понял, что бесполезно. Наталья невольно улыбнулась от этой мысли, и парадоксальным образом нервная дрожь немного отпустила.
Хотя до Большой Монетной улицы не так далеко было и пешком, Наталья добиралась до школы на трамвае. Ей нравилось, расположившись у окна, смотреть на город из красного дребезжащего вагона. К этому времени Петроград окончательно ожил и заиграл яркими красками. Сверкали витрины магазинов и ресторанов, кафе и чайных. Город пестрел вывесками и рекламой, предлагавшими товары и услуги на любой достаток. Улицы стали чистыми, на них снова появилась фланирующая публика.
Наталья пришла задолго до начала уроков, чтобы всё приготовить, еще раз просмотреть сто раз проверенный план, да и просто посидеть в тишине, пока класс не начал заполняться детьми. Он представлял собой просторное светлое помещение с высокими окнами. Стены выкрашены приятной бежевой краской, ряды деревянных парт, черная доска на всю стену, а у противоположной стены – несколько шкафов с учебными пособиями. Полузабытая, будто из какой-то другой – мифической – жизни обстановка. Если не считать портретов Ленина и Троцкого, украшавших стену по обеим сторонам от доски.
Начали собираться дети, с любопытством посматривая на учительницу и рассаживаясь по местам. Наталья доброжелательно улыбалась им, стараясь не показать, как сильно нервничает. Больше всего ее беспокоило смешанное обучение в школе. Она привыкла работать только с девочками – мальчики представлялись ей полной загадкой.
Однако, когда прозвенел звонок, дети расселись и затихли, Наталья обнаружила, что ее задача проще, чем ей казалось. Даже несмотря на то, что здесь учились абсолютно невежественные дети рабочих. Седьмушки к моменту поступления в институт уже умели читать и писать – по меньшей мере. Эти же малыши не знали ни одной буквы и смотрели на учительницу круглыми удивленными глазами. Но ее объяснения они слушали внимательно, палочки в прописях выводили старательно и в целом работали охотно.
Не приученные к дисциплине, дети частенько шумели, вскакивали с мест и отвечали наперебой, не утруждаясь поднимать руку, но быстро успокаивались, когда Наталья призывала их к порядку, и, кажется, прониклись к ней симпатией. К концу урока она почувствовала, что по-настоящему подружилась со своими малышами, а нервозность окончательно исчезла.
***
С коллегами было сложнее. Наталья никогда не была особенно общительна, а тут она оказалась новым человеком в давно сложившемся коллективе. Правда, приняли ее доброжелательно. Неуверенно войдя в учительскую в первый раз, как щит прижимая к груди учебные пособия, она наткнулась на несколько любопытных, но далеко не враждебных взглядов.
Затоптанный паркет в учительской потускнел и потерял былой вид. Когда-то стены украшали барельефы, но теперь почти все они были сбиты, а стены наспех побелены. Одну из них полностью скрывал ряд шкафов, явно перетащенных сюда из разных мест, а всё свободное пространство комнаты занимали столь же разнообразные столы, заваленные тетрадями и учебниками. В первое мгновение Наталье с перепугу показалось, что учительская полна людей, но позже она поняла, что их всего семь человек, включая директора. При виде нее он широко улыбнулся и объявил:
– Позвольте представить нашу новую учительницу начальных классов – Наталья Кирилловна Бергман.
По старой привычке она чуть не присела в реверансе, но вовремя одернула себя и ограничилась кивком. Ей тут же предложили занять свободный стол и стали знакомиться. Вскоре Наталья успокоилась, начала улыбаться и даже поддерживать разговор. Впрочем, близко с коллегами она так и не сошлась. Единственная, с кем завязались почти приятельские отношения – молодая учительница русского языка и литературы, Настасья Петровна, или Настя – как она сразу же попросила ее называть. Совсем юная – моложе Натальи, – она отличалась резкими жестами, резкой манерой речи и вся словно составляла собой сгусток энергии, готовый взорваться. Светлые волосы были коротко пострижены – почти по-мужски, – отчего большие серые глаза на худом лице казались еще больше. Наталья не удивилась бы, если бы увидела ее курящей, но нет – к никотину, как и к алкоголю, Настя относилась с презрением, считая средства, затуманивающие разум, недостойными истинного революционера.
– Поразительно, насколько охотно люди дурманят свое сознание, – говорила она однажды, когда у обеих было окно и они сидели в учительской за проверкой тетрадей. – И ведь закон их не останавливает – всё равно добывают где-то спирт. И это рабочий класс – строители коммунизма!