– Я понимаю, Иван Васильевич. Всего хорошего.
Он хотел сказать что-то еще, но передумал. В конце концов, что тут можно сказать, что не прозвучало бы фальшивыми отговорками? Наталья стремительно вышла из кабинета, забрала свои вещи из класса, оставив детские тетради – теперь их будет проверять кто-то другой, – и почти бегом выскочила из школы, не обращая внимания на удивленные оклики коллег.
Оказавшись на улице, она все-таки заплакала. Было до ужаса обидно. И что теперь делать? Искать новую работу? Но не закончится ли всё точно так же? К тому времени как Наталья дошла до дома, она уже немного успокоилась и решила попытаться все-таки устроиться в другой школе. Не везде же известно о ее отце. О том, откуда этот факт стал известен здесь, она не задумывалась.
Миша отнесся к новости философски и даже предложил ей не искать работу вовсе.
– Теперь, когда отменили карточки, не так страшно – проживем на мою зарплату, – сказал он. – Зато ты сможешь больше времени уделять Павлику.
И Наталья успокоилась окончательно. Действительно. Тося вот не работает, занимается хозяйством и детьми, и они прекрасно справляются. В крайнем случае она может подрабатывать шитьем. А несколько дней спустя она и вовсе решила, что такая жизнь прекрасно ей подходит.
Но порадоваться ей Наталья не успела.
Дождливой ноябрьской ночью ее разбудила резкая трель звонка. Еще не до конца проснувшись, Наталья включила настольную лампу, чтобы посмотреть на будильник – два часа ночи. Заворочался Миша, тоже проснувшись. Пока Наталья думала, не показалось ли, звонок затрезвонил снова – громко и настойчиво. Накинув первое, что попалось под руку, они бросились к входной двери, едва не столкнувшись с Юрием и Тосей. Маруся с Алешей не появились – будто не слышали. Или решили, что их это не касается.
К настойчивому трезвону звонка теперь добавился стук в дверь – такой яростный, будто ее хотели выломать. Они немного испуганно переглянулись, и Юрий открыл. На лестничной площадке стояли двое в черных кожаных куртках – через плечи перекинуты ремни, к которым прикреплены шашка и револьвер, на широком ременном поясе висели две ручные гранаты.
Они все невольно попятились, когда товарищи в кожаных куртках шагнули в квартиру, будто к себе домой, не потрудившись ни поздороваться, ни вытереть ноги.
– В чем дело? – нахмурившись, спросил Миша.
Один из оперативников – Наталья к этому моменту достаточно проснулась, чтобы понять, что это именно оперативники – повернулся к нему и небрежно спросил таким тоном, словно уже знал ответ:
– Михаил Осипович Бергман?
– Да, это я, – кивнул Миша и повторил: – В чем дело?
Светловолосый оперативник вытащил из кармана кожаной куртки бумагу и показал им. С замирающим от ужаса сердцем Наталья прочитала, что это ордер на обыск и арест. Миша нахмурился, но ничего не сказал. Наталья инстинктивно схватила его за руку, вскрикнув:
– За что?!
Она совершенно ничего не понимала – в чем они провинились?
– Шпионаж в пользу капиталистической Европы, – само собой разумеющимся тоном ответил второй оперативник – невысокий и темноволосый.
– Какой шпионаж? Да вы с ума сошли? – возмутилась Наталья – наверняка это какая-то ошибка.
– Наташа, – предупреждающим тоном произнес Михаил, сжав ее ладонь.
Она посмотрела на него и по бесстрастному суровому выражению поняла: возмущаться и пытаться добиться справедливости не только бесполезно, но и небезопасно. Оперативники принялись методично обыскивать квартиру, не вдаваясь в дальнейшие объяснения и не обращая внимания на хозяев. Чувствуя, как всё холодеет внутри, Наталья застыла, не выпуская Мишиной руки, не зная, что делать, как реагировать, куда бросаться. Она посмотрела на Тосю и Юрия и наткнулась на их жалостливые, сочувственные взгляды. Это было словно приговор. Наталья закусила губу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не поддаться истерике. Однако глаза уже неумолимо наполнялись слезами.
Перевернув вверх дном гостиную, оперативники повернулись к Мише:
– Какую комнату вы занимаете?
Миша махнул в сторону их двери и ровным тоном произнес:
– Потише, если можно, там спит ребенок.
Они ничего не ответили, будто не слышали просьбы, однако в спальне вели себя гораздо тише и рылись в вещах осторожнее.
– Может, если ничего не найдут, тебя не заберут? – с надеждой прошептала Наталья, ей до сих пор не верилось, что это всерьез.
Миша молча покачал головой, не глядя на нее. И всё же Наталья продолжала надеяться, стоя в дверях спальни и наблюдая, как двое мужчин в кожаных куртках вытаскивают ящики, роются в шкафах и под кроватью. Не тронули они только на удивление продолжавшего спать Павлика. Конечно же, они ничего не нашли, но это не помешало светловолосому будничным тоном объявить, выйдя обратно в гостиную:
– Собирайтесь, товарищ Бергман. Вы арестованы.
И тут Наталья не выдержала и взвыла в голос, бросившись к мужу:
– Мишенька!
Он остановил ее, властным взглядом призывая держать себя в руках.
– Успокойся, Наташа. Подумай о сыне.
Эти слова вмиг отрезвили, мысли испуганно обратились к спящему Павлику. Ведь если она спровоцирует оперативников, и арестуют их обоих, он останется сиротой. И что тогда будет с ее мальчиком? Кто позаботится о нем? Миша одобрительно кивнул.
Попытавшись взять себя в руки, Наталья принялась дрожащими руками собирать вещи. Смену белья. Мыло. Может, стоит взять что-нибудь поесть? И всё время, пока она ходила по комнате, доставала из шкафа необходимые вещи, за ней неотступно следовал один из оперативников с винтовкой.
– Ничего не надо, – поторопил ее низкий оперативник. – Там накормят. Там тепло.
Она не очень-то поверила, но собрать мало что удалось – лишь самое необходимое, первое, что пришло в голову. Она ничего не успела – даже поцеловать Мишу на прощание, – как квартира уже опустела. До боли прикусив губу, Наталья смотрела на закрывшуюся с грохотом входную дверь.
И только когда на лестничной площадке протопали и затихли шаги, она медленно осела на пол и зарыдала. Тося опустилась рядом, обняв ее и успокаивающе поглаживая по спине.
– Ну, тише-тише. Может, еще всё образуется. Завтра сходишь разузнать в органах.
Наталья немного приободрилась и постаралась убедить себя, что там, наверху разберутся, Мишу освободят и всё будет по-прежнему. Но где-то в глубине души жило убеждение: по-прежнему не будет больше ничего.
– Мама, – раздался от дверей спальни сонный голосок Павлика. – А где папа?
Наталья с трудом сдержалась, чтобы не закричать от этого простого вопроса. Поманив к себе сына, она стиснула его в объятиях, уткнувшись лицом в мягкие кудри на макушке.
– Папа ушел по делам, дорогой, – пробормотала она. – Очень важным делам.
Павлик как будто принял ее объяснение, больше ничего не спрашивал, но все-таки казался напряженным – видимо, ее нервозность передалась сыну.
– Пойдем, Наташа, – мягко произнесла Тося, поднимая ее. – Тебе надо поспать, чтобы завтра были силы.
Юрий покачал головой, когда думал, что она не видит этого, но Наталья заметила: он явно считал, что попытки выяснить причины ареста ни к чему не приведут. И почему Алексей с Марусей так и не появились – не могли же они не слышать, что происходит? Ужасное подозрение закралось в душу – а не они ли донесли в органы? Например, про живших за границей Мишиных родителей? Но Наталья отмахнулась от этой мысли.
Оставшуюся часть ночи она так и не смогла заснуть. Никогда еще ей не было так страшно и одиноко. И холодно. Не физически – внутренний холод сковывал душу, наполняя ее ужасом перед тем, что будет дальше.
Соседи ушли к себе, Павлик, поворочавшись, заснул снова, а Наталья так и лежала на кровати, без Миши казавшейся слишком большой, и думала, думала, думала… Только перед рассветом усталость одолела ее, и она забылась беспокойным сном, который не приносил отдыха.
***
На следующее утро Наталья встала с твердой решимостью добиться хотя бы свидания. Ведь имеет же она право увидеть собственного мужа? Наталья собрала передачу: продукты, одежду, кое-какие вещи – всё то, что не успела собрать во время ареста; оставила Павлика с Тосей и отправилась в ближайшее отделение.