– Хочешь условия жизни получше? – вдруг спросил он. – Питание хорошее?
Наталья недоуменно нахмурилась – такое бывает разве?
– Пойдешь жить ко мне, будешь как сыр в масле кататься, – пояснил чекист с такой похотливой ухмылкой, что Наталье наконец-то стало всё ясно.
Она слышала, как соседки говорили о подобных случаях, когда кто-то из начальствующих, положив глаз на одну из каэрок, начинал приступ. Но вот уж никак не думала, что и ее это коснется. Она испуганно снова дернула руку и на этот раз смогла вырваться, попятилась, не отрывая панического взгляда от узкого, чем-то похожего на змеиное, лица.
– Я замужем, – заявила она, как могла твердо, но голос всё равно задрожал.
Чекист расхохотался:
– Да кого это волнует?
– Меня, – в панике ответила Наталья, отступив еще немного. – Оставьте меня в покое!
Он тут же перестал смеяться, будто выключатель нажали, в глазах мелькнули раздражение и злость.
– Добром не согласишься, тебе же хуже будет. Сделаю твою жизнь невыносимой, – пригрозил он. – Знаешь сама, у меня много для этого средств. Ты полностью в моей власти.
«Не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше», – вдруг всплыли в памяти столько раз прежде слышанные слова.
Которая не дана тебе свыше…
Дана свыше…
Наталью вдруг поразило осознанием, что все испытания, через которые ей приходится проходить, вовсе не бессмысленны и не случайны, как ей зачастую казалось. В них есть высший смысл, пусть даже сейчас она не очень-то его понимает. Наталья тряхнула головой и решительно отчеканила:
– Оставьте меня в покое!
– Ты пожалеешь! – прошипел чекист, раздраженный упорством жертвы, и быстрым шагом покинул лазарет.
Наталья облегченно выдохнула и поспешила к снова позвавшему ее больному. Больше всего она боялась, что чекист просто возьмет ее силой – чего ему церемониться с заключенной? Но он почему-то предпочитал добиться от нее согласия и с этого дня начал осаду.
– Они никогда не утруждаются брать силой, – объяснила ей вечером Ирина. – Если уж попадется какая сильно непокорная, ее сгноят на самых тяжелых работах и найдут более покладистую. Выбор у них большой.
Если раньше Наталья постоянно натыкалась на пристальный взгляд своего «ухажера», то теперь он буквально не давал ей шагу ступить. Сначала заваливал подарками. Потом отправлял на изнурительнейшие «ударники», регулярно проводившиеся на Соловках, чтобы пустить пыль в глаза высокому начальству. Весь лагерь, в том числе писцы, сгонялись на рубку и сплав леса, уборку сена, разработку торфа, постройку очередного ненужного завода…
– Сдалась бы ты уже, – увещевали Наталью соседки. – Он ведь угробит тебя. А так – потерпишь немного, зато привилегированное положение получишь.
Наталья упрямо мотала головой. От тяжелой, совсем не женской работы, она чувствовала себя абсолютно истощенной. До такой степени, что хотелось умереть. И всё же она твердо решила не сдаваться. Пусть делает с ней, что хочет, добром она не пойдет.
В тот день Наталья занималась сборкой смолы в лесу. Каждому отвели по три полосы леса длиной в километр и немалой ширины. Надо было бегать по выделенной полосе взад-вперед и вокруг деревьев, разрезая кору. Чтобы собрать смолу, приходилось двигаться проворно, и Наталья нередко соскальзывала по склону, прижимая драгоценные ведерки, чтобы не выплеснуть содержимое. Пару раз она чуть не упала в муравьиную кучу.
Зато в лесу можно было подкрепиться его дарами. Здесь росло много грибов и ягод. Иногда удавалось даже набрать грибов впрок и насолить.
С пяти утра Наталья с Любой – своей напарницей – бегали от дерева к дереву, надеясь собрать достаточно смолы, чтобы заработать дневной рацион. Наталья страшно устала, пробираясь сквозь кусты и высокую траву, не говоря уже о постоянно присутствующем голоде. Зато к полудню ее ведерки почти наполнились золотистой смолой, и она собиралась присесть немного отдохнуть, когда на просеке появился молодой светловолосый чекист, который сопровождал их в тот день от барака на работу.
– Заключенная триста двадцать пять, – позвал он.
Наталья испуганно подскочила, повернувшись к нему. Чего опять от нее хотят?
– Переводишься на Анзер, – сообщил чекист, – на скотный двор. Прямо сейчас.
Наталья пожала плечами. Хотя она и удивилась столь внезапному переводу, но по большому счету ей было всё равно. Анзер даже представлялся более приятным вариантом, поскольку ее «ухажер» будет далеко и не сможет ее преследовать.
Ей позволили буквально на секунду забежать в барак – забрать свои нехитрые пожитки, – после чего под конвоем двух хмурых неразговорчивых чекистов с ружьями повели к пристани Реболда. Шли пешком почти через весь остров, и оставшаяся без обеда Наталья под конец уже едва переставляла ноги. Но продолжала идти, стиснув зубы, зная, что, если упадет, будет только хуже – забьют, если и не на смерть, то до серьезных травм точно. Так что, забравшись, наконец, в старенький, кое-где покрытый ржавчиной баркас, который ждал их на пристани, она с облегчением рухнула на палубу.
Облегчение длилось недолго. Море было неспокойным. И хотя серьезной бури не поднималось, всё же баркас качало чувствительно. Серые облака затянули небо, свинцовые волны разбивались о борта баркаса, отчего он то и дело наклонялся. Мало того, что было жутковато, Наталью еще начало мутить – то ли от качки, то ли от голода, то ли от того и другого вместе. Она сидела, вцепившись в перила и прислонившись к ним лбом, изо всех сил стараясь сдержать рвотные порывы.
К счастью, плыли недолго, и вскоре в поле зрения появился берег Анзера – сильно изрезанный, по краю покрытый большими валунами и более мелкими камнями, поверх которых лежали коричневые водоросли. Каменистые террасы, заросшие ковром разноцветного мха, ступенями поднимались в гору, где начинался лес.
В других обстоятельствах Наталья восхитилась бы суровой красотой северной природы – большими фиолетовыми валунами, окруженными низкой тундровой растительностью и низкими деревцами, сосновым лесом с таким чистым прозрачным воздухом. Но сейчас она почти ничего не замечала вокруг, слишком занятая тем, чтобы от полного истощения не упасть по дороге.
И вот с высокого холма неожиданно открылся вид на чашеобразную долину. Внизу возле воды стоял Троицкий скит: мощный круглый храм, похожий на башню, кельи и хозяйственные постройки, – озаряемый, будто пожаром, последними лучами заходящего солнца.
Наталью завели в переполненный деревянный барак. Естественно, ее появление встретили без энтузиазма: находившимся там женщинам было тесно и без новенькой. На земляном полу вплотную друг к другу лежали тонкие топчаны. Было темно – вечерний свет едва проникал внутрь через крошечные окошки под высоким потолком. Пока Наталья оглядывалась, думая, куда можно пристроиться, взвился пронзительный голос:
– Да вы издеваетесь! Куда мы ее девать-то должны, а?
– Заткнись, шалава! – рявкнул на возмутившуюся один из конвоиров. – Тебя спросить забыли.
«Шалава» не очень-то и испугалась. Высокая неопределенного возраста женщина с коротко стриженными темными волосами встала перед ними руки в боки.
– Ты меня не затыкай! – выплюнула она чуть ли не в лицо чекисту.
Тот без лишних слов с размаху ударил ее по лицу так, что она отлетела на несколько шагов, едва не упав.
– Я сказал: заткнись! – холодно процедил он.
Женщина тут же гордо выпрямилась, сверкнув на него темными глазами. Она явно собиралась снова кинуться в атаку, но ее остановила другая заключенная. Седая женщина с поразительно светлым лицом схватила ее за руку и тихо произнесла:
– Не надо, Маринушка, всё равно ведь ничего этим не добьешься. Себе только хуже сделаешь.
Та недовольно передернула плечами, однако послушалась. Отвернулась от новоприбывших и ушла к своему топчану. Наталья была удивлена. В боевой Марине она наметанным взглядом узнала представительницу низших слоев общества, а они не склонны были прислушиваться к таким вот увещеваниям. Похоже, пожилая женщина пользовалась здесь немалым авторитетом.