— Вели закрыть все дороги и тропы, чтобы никто не смог покинуть Мягисте, — распорядился старейшина, отпуская слугу.
"Кямби должен получить по заслугам! Он должен понять, что такое Мягисте и кто такой брат Лейни!" — повторял Велло про себя, оставшись один. Он сгорал от желания сразиться и отомстить. И был рад, что подвернулся случай испытать свою силу и смелость.
Вскоре пришел старейшина селения Киур, человек средних лет, сухощавый, низкорослый и широкоплечий, с виду спокойный и беспечный. Он стал расспрашивать, как съездили на ярмарку, пожаловался, что снова ломит правую ногу. Велло знал воинственность этого человека и надеялся встретить у него самую большую поддержку. Поведав о том, что случилось в Саарде с сестрой, Велло сказал, что хочет завтра же отправиться со своими людьми во владения Кямби.
— Нельзя ли уже сегодня ночью? — спросил Киур. — К чему тянуть!
— Разве так быстро соберешь людей, — заметил старейшина и усмехнулся с довольным видом: Киур согласен! Киур поддерживает! Он один из самых воинственных людей в селении!
Решено было тотчас же разослать гонцов с приказом — завтра к вечеру быть готовыми к походу, на конях, с лучшим своим оружием и запасом съестного на один день. Через двое-трое суток все вернутся домой, и не с пустыми руками.
Одеваясь, старейшина дрожал от возбуждения — он торопился к Ассо, чтобы самому все услышать из уст сестры. Теперь, когда набег — дело решенное, когда дружине отдан приказ готовиться к походу, он может предстать перед опозоренной и униженной сестрой.
Лейни лежала на лавке у стены, укрытая до подбородка полосатым ковром; худое лицо ее при свете лучины казалось восковым, синий рубец перерезал правую щеку, лоб был в ссадинах. Чуть повыше ее головы, на палочках, воткнутых в стенную щель, висел детский череп. Усталый взор сестры был неподвижно устремлен на что-то, что видела только она одна. Узнав Велло по голосу, она взглянула в его сторону и еле слышно спросила:
— Слыхал?
— Слыхал, — ответил брат.
— Что ты думаешь делать?
— Завтра же отправлюсь со своими людьми в Саарде и все улажу.
Не спрашивая больше ни о чем, Лейни снова погрузилась в созерцание чего-то, что было недоступно взгляду других. Но спустя некоторое время едва слышно сказала:
— Есть тут одна женщина, крещеная... Я велела позвать ее... Она много знает... Мне кое-что рассказывали в Саарде... Может быть, ей известно больше...
Велло хотел было ответить довольно зло, но, видя, как слаба сестра, смолчал, повернулся и прошел в комнату Ассо. Лемби осталась сидеть возле больной.
Ассо был старейшиной самого крупного селения. Ему уже перевалило за шестьдесят, он слегка горбился, был тих и медлителен. Его безбородое и безусое лицо бороздили глубокие морщины; на чуть приоткрытых всегда губах играла едва заметная усмешка. Говорили, будто она не сходила с его лица даже во время самых жестоких сражений. Виски у Ассо были седые, а редкие волосы отливали рыжиной.
"Этот человек мог бы стать старейшиной всей Сакалы", — не раз говорил о нем отец Велло. На войне он всегда держал Ассо подле себя, а собираясь в поход, советовался с ним.
Ассо жил тихо, мудро верша дела своего селения. Двое его сыновей пали в битвах на юге, дочь Лемби помогала вести хозяйство.
Присев на лавку, Велло поведал Ассо, что решил идти походом против Кямби. Ассо не проронил ни слова — ни за, ни против.
— Так как ты думаешь? — наконец робко спросил Велло.
— Что ж, надо идти, — спокойно ответил Ассо.
Велло не знал, что еще сказать; некоторое время они помолчали, затем Ассо продолжал:
— Правильнее было бы устроить суд...
— Кто? Кто бы стал судить? — с презрением воскликнул Велло.
— Старейшины Сакалы... либо из Райкюлы...
— Как им судить, если все они ели и пили у Кямби. И его угощали.
Снова воцарилось молчание, затем Ассо примирительно сказал:
— Что ж, придется, значит, своими силами улаживать это дело.
Велло с облегчением вздохнул.
Выйдя во двор, он увидел Лемби; она шла ему навстречу и пытливо глядела на него, словно хотела прочитать что-то в его душе.
Велло не стал скрывать от девушки своих мыслей.
— Завтра отправляемся в Саарде, — немного хвастливо сказал он. — Лейни останется пока на твоем попечении. Она еще слишком слаба, чтоб можно было взять ее домой. Вернусь, тогда поговорим и о другом... Мне надо сказать тебе...