Уже смеркалось, когда Лейни двинулась в обратный путь, держа в левой руке завязанную в узел шаль с подаяниями добрых людей, а в правой — толстую рябиновую палку. Никто не провожал Лейни, боясь старейшины и непогоды, но каждый дал добрый совет — когда пойдет лесом, пусть произносит про себя заклинания и просит защиты у милосердных духов.
Резкий ветер подхватывал с полей, пожог, дорог и улиц голубовато-серый снег, сгребал его, взметал облаком, взвивал над домами и шалашами, вздымал столбом вверх и снова раскидывал, хороня под сугробами низенькие строения, кусты и изгороди. Все духи вырвались сегодня на бесшабашный праздник, и люди в страхе прислушивались к их шальному веселью.
Лейни была гибка и хрупка; она была подобна молодой березке, которая, вытянувшись и повзрослев, осталась стройной и тонкой. Но в груди у нее билось смелое сердце. Лейни никогда не забывала, что она дочь старейшины Мягисте. Покидая деревню, она не думала ни о метели, ни об алчных волках, она думала только о своем маленьком сынишке, который в страхе, голодный, ждет ее в темной лесной хижине.
На дороге намело сугробы, через них надо было пробиваться либо перекатываться. Вскоре не стало видно ни пути ни дороги; во вьюжной пелене исчезло все.
Лейни не боялась за себя, ей было страшно за ребенка, поэтому она спешила, не чувствуя ни усталости, ни слабости, ни холода. Материнская любовь вселяла в нее силу, а материнское сердце не давало сбиваться с пути. Губы ее шептали заклинания, они должны были отогнать диких зверей и умилостивить духов. Не колеблясь вошла она в гущу высоких деревьев, где было уже довольно темно. Здесь метель бушевала не так свирепо, однако в вершинах и ветвях по-прежнему завывало, стонало, гудело и свистело. Тут и там меж стволов мелькали огоньки глаз, серые тени перескакивали дорогу, Лейни не обращала на них внимания: в одной руке она крепко держала узелок, в другой палку. Глаза ее были устремлены вдаль, словно она видела перед собой ждущего ее сына.
Лес поредел, впереди виднелась подсека, поросшая редким низким кустарником. Вот здесь за холмиком, на опушке ельника, — избушка. Всего несколько сот шагов... "О боги и добрые духи, дайте мне сил дойти и уберегите моего сына!" — молила Лейни.
Меж темнеющих кустов уже отчетливо видны были десятки пар горящих глаз. Они то исчезали, то сверкали где-то в отдалении, то приближались.
Лейни крепко сжимала в руке палку, но еще крепче — узелок со съестным; в нем кроме хлеба было несколько кусков мяса — сырого и печеного. Если ветер донесет до голодных зверей этот запах, рябиновая палка уже не испугает их.
Волки окружали ее со всех сторон; все ближе сверкали глаза и все явственнее между порывами ветра слышались голодный вой, визг и урчание. Вскарабкавшись на гребень холма, Лейни увидела перед собой хищников. Она задыхалась от усталости и все же, не останавливаясь, шла вперед, высоко подняв палку над головой. Лейни боялась, что, обессилев, упадет в снег и тогда стаей, со всех сторон, они кинутся на нее, вырвут узелок и вонзят в ее тело зубы. Если бы не сын, она отдала бы себя во власть богов и духов — будь что будет. Но сейчас ей надо устоять, надо отогнать прочь зверей, будь их даже не одна стая.
Волки отступали неохотно, они держались на расстоянии лишь нескольких шагов от нее, а когда Лейни замахивалась палкой, отскакивали в сторону, зло лязгая зубами.
Пройдя полсотни шагов, Лейни остановилась перевести дух — еще совсем немного, только спуститься по склону, и она дома. Снег был выше колен, местами она проваливалась в него по пояс, но тропинка меж кустов была знакома Лейни. Только бы хватило сил!
Высоко держа над головой палку и угрожающе размахивая ею, она стала пробираться дальше. Сердце бешено колотилось, в ушах гудело, раскрытым ртом она ловила воздух. Она призывала на помощь богов, шептала заклинания, но волки по-прежнему шли по пятам и поджидали ее впереди.
Лейни закричала диким голосом и обессиленно замахала палкой. Она почувствовала себя совсем беспомощной, и ей стало жаль себя.