— Тогда вы оставляете деньги у себя или через пять лет дарите такую же сумму человеку, который беднее вас.
Тут он протянул мне свою руку, самым сердечным образом пожал мою и сказал:
— Сеньор, вы славный человек. Я с удовольствием приму от вас ссуду и уверяю, что вы не потеряете ни песо. Могу я спросить, кто этот иностранный сеньор, который так любезно отнесся ко мне?
Я подал ему свою визитную карточку.
— Германец! — воскликнул он с радостью, когда прочитал мое имя. — Возьмите и мою, сеньор!
Он запустил руку в свою рваную куртку, извлек оттуда искусно вытканный бумажник очень тонкой работы и подал мне лежавшую там визитную карточку. На ней было написано:
«Señor Mauricio Monteso,
Guia у Yerbatero»[26].
Значит, он был не только сборщиком чая, но и проводником. Какая удача для меня!
— В каких краях вы бывали, сеньор? — спросил я его. — Дело в том, что я хочу отправиться в Сантьяго и Тукуман и собирался навести справки о надежном проводнике.
— Действительно? Тогда я порекомендую вам одного из моих лучших друзей. Он человек, на которого можно полностью положиться, он не аррьеро[27], которые только и думают о том, как бы провести доверчивого иностранца.
— Значит, сами вы не хотите или не имеете времени быть проводником?
Он доброжелательно, но в то же время испытующе посмотрел на меня и спросил:
— Гм! Вы богаты, сеньор?
— Нет.
— И тем не менее одалживаете мне деньги! Могу я спросить, что же вам нужно в той стороне? Вы ведь приехали на Ла-Плату не золото искать и вообще, как я понимаю, не ради наживы?
— Нет.
— Так, так! Мне нужно подумать. Когда вы хотите отправиться туда?
— Как можно скорее.
— Тогда я, пожалуй, не смогу, мне ведь надо еще уладить кое-что из того, что нельзя откладывать. Впрочем, друг, которого я хочу вам порекомендовать, живет не здесь. Мне пришлось бы вас к нему вести, а это дальняя дорога, в Парагвай. Пусть это и окольный путь, зато с этим человеком не сравнится никто, он самый знаменитый и самый ловкий сендадор[28], какие только есть на свете. Подумайте. Ручаюсь, что с этим человеком даже окольным путем вы доберетесь к цели быстрее и благополучнее, чем с каким-нибудь проводником, с которым отправитесь в дорогу немедленно, но из-за его неопытности все равно потеряете уйму времени и понесете другие убытки.
— Когда и где я могу встретить вас, чтобы сообщить о своем решении?
— Я, собственно, собирался остаться здесь лишь до завтрашнего дня, но согласен пробыть еще один день. Мне не хотелось бы вас утруждать посещением моего постоялого двора, лучше я приду к вам.
— Прекрасно! Приходите завтра в полдень в отель «Ориенталь», где вы застанете меня в моей комнате. Я думаю, что к этому времени я приму решение.
— Я приду вовремя, сеньор. Могу я спросить: состоите ли вы с сеньором Тупидо в деловых отношениях?
— Вовсе нет. Я только вручил ему рекомендательное письмо.
— Он пригласил вас к себе?
— Да, сегодня вечером в восемь часов в свой особняк.
— Знаю его. Он находится на улице, ведущей в Ла-Унион. Небольшая, но роскошная вилла, вам она наверняка очень понравится. К сожалению, не могу поручиться, что ее обитатели понравятся вам в такой же степени.
— Если они похожи на этого сеньора, то не стану с ними слишком любезничать.
— Так! Гм! Значит, вам он тоже показался неприятным.
— Он мне решительно неприятен. Между нами даже произошло нечто вроде небольшой перебранки.
Он стал все чаще посматривать на улицу, словно что-то там изучал. Поскольку я сидел спиной к улице, то не видел, что же так занимало его внимание. Внезапно он тревожно воскликнул:
— Карамба![29] Вы его оскорбили при этом?
— Несколько резких слов было сказано, но, собственно, о настоящем оскорблении речи, пожалуй, не было.
— И вы, несмотря на ваши с ним разногласия, идете к нему?
— Да. А почему бы нет?
— Ладно, делайте как хотите! Но смотрите в оба! Здесь оскорбления не забываются так легко, как, может быть, на вашей родине, и мстят в наших краях с очень радушным видом.
— У вас есть конкретная причина предостерегать меня?
— Полагаю, есть. Пожалуйста, обернитесь-ка разок! Видите сеньора, который стоит прямо напротив нас, прислонившись к решетчатой двери?
Речь шла о человеке, стоявшем напротив закрытой двери дома в небрежной позе праздношатающегося гуляки, чье единственное намерение — развлечения ради наблюдать за уличной суетой. На нем были жилет, брюки и куртка из темной ткани, на голове красовалось широкополое сомбреро; он с явным удовольствием курил сигарету.