Колеса снова очутились в воде. Судно немного двинулось назад, вниз по течению, потом снова направилось вперед, чтобы пристать к пологому берегу. Сделано это было вовремя: выяснилось, что нос парохода пробит. Вода хлынула в пробоину и начала заполнять нижний отсек. Корма снова всплыла, и, когда матросы бросили оба якоря, нос так же, как и корму, пришлось подпереть шестами. Затем достали затонувшую лодку и вычерпали из нее воду, чтобы доставить пассажиров на берег, когда волны немного улягутся.
Если бы мы знали, что опасность удастся преодолеть таким вот образом, то остались бы на борту и не вымокли бы до нитки.
О продолжении плавания не могло быть и речи. Судно с пробоиной в борту не способно двигаться дальше; надо было здесь же, на месте, латать течь. Вода быстро проникла в машинное отделение и погасила топки.
Конечно, все происходило не так стремительно, как я рассказываю об этом. С момента столкновения и до того, как пароход оказался в безопасности, прошло почти два часа. К этому времени буря заметно улеглась, и пассажиров постепенно перевезли на берег.
Потом капитан распорядился подплыть к плотогонам и отругать их, хотя они этого нисколько не заслуживали. Капитан требовал возмещения ущерба. Те, в свою очередь, добивались того же, ведь ради спасения парохода им пришлось пожертвовать целой клеткой плота. Капитан обвинял их, заявляя, что они не обратили внимания на предостерегающий колокольный звон. Они же доказывали ему, что пароход, уклоняясь от бури, заплыл в тот рукав реки, который предназначается для плотов. В конце концов капитан согласился и предложил плотогонам обратиться в компанию, которая владела пароходом.
А что было делать нам?
На сильном ветру наша одежда очень быстро высохла. Странно, но купание очень благотворно подействовало на больную индеанку. Ее одеяние, напоминавшее длинную рубашку, высохло чрезвычайно быстро, и она заявила, что чувствует себя хорошо.
Капитан сказал нам, что лишь послезавтра мы дождемся следующего парохода, на котором сможем продолжить путешествие. Он посоветовал нам соорудить шалаши из кустарника и тростника и был уверен, что провианта нам хватит. Мы согласились, все равно ведь другого убежища здесь не было.
В это время ко мне подошел индеец. Он был очень благодарен за то, что я помог его матери; поэтому он сказал:
— Сеньор, когда уляжется буря, вам здесь будет не справиться с москитами. Если хотите, я могу отвести вас в более подходящее место.
— Куда это?
— Поблизости есть одно ранчо, на котором я служил. Владелец его индеец, дальний мой родственник. Зовут его Антонио Гомарра, он бы принял вас с радостью.
— Далеко ли отсюда ранчо?
— Три часа ходьбы, но на лошади туда можно добраться не более чем за час.
— Нет, мне придется отказаться от этого, я не могу расстаться со своими товарищами.
— Вы можете отправиться туда вместе с ними!
— Но нас девять человек, не считая меня!
— Ничего страшного, это не так уж и много. Другое дело, что всех пассажиров хозяин не сможет принять у себя. Поэтому я вас очень прошу, не говорите, куда идете.
Предложение мне понравилось. Я изложил своим спутникам суть дела, и они согласились.
От капитана мы узнали, что до середины послезавтрашнего дня нечего было и надеяться на пароход, поэтому мы могли до утра остаться на ранчо, не опасаясь, что пропустим транспорт. Тем, кто интересовался нашими планами, мы ответили, что пойдем искать место для ночлега подальше от берега, но едва мы собрались тронуться в путь, как офицер попросил меня ненадолго задержаться и выслушать его.
— Сеньор, — сказал он, — я слышал, вы иностранец. Можно ли узнать: ради чего вы отправились в это путешествие?
— Мне хотелось бы побывать в Гран-Чако, — ответил я.
— Странно, ведь это очень опасно. Но, может быть, вы естествоиспытатель?
— Да, — ответил я, чтобы убедить его, что не преследую никаких угрожающих интересам его государства целей.
— Вы занимаетесь политикой?
— Нет. Я вне политики.
— Это меня радует, и еще я хочу вас спросить, вы движетесь наугад или знаете надежное пристанище?
— Меня должны отвести на одно ранчо. Мы держим его местонахождение в тайне, чтобы остальные не последовали за нами.
— Вы не захватите меня и моего негра? Мне нельзя здесь оставаться, причины у меня для этого очень серьезные.