— Да. Пусть Гомарра придет один, без охраны.
— Само собой разумеется.
— Еще скажите, что мы выставим часовых возле всех четырех тропинок, ведущих к ранчо. Подстрелим любого, кто попробует сюда сунуться. Я считаю, что с данной минуты и вплоть до окончания переговоров установлено перемирие, на это время надо отказаться от любых враждебных действий. Если вы это условие не выполните, мы моментально расстреляем парламентера. А теперь ступайте!
— Слава Богу! — сказал он, глубоко вздохнув. — Наконец-то, наконец-то!
Когда он скрылся, полковник спросил:
— Сеньор, у вас, кажется, есть план спасения?
— Превосходный план. Мы удерем, быть может, еще во время переговоров.
— Но это же невозможно!
— Наоборот, очень даже вероятно.
— От намерения до исполнения пролегает немалый путь.
— В данном случае — нет.
— Вот как! Но куда мы направимся?
— На север.
— А не на юг? Раньше вы говорили другое!
— Я хотел обмануть этого человека. Теперь почти все они соберутся с этой стороны. Но, вообще, в том направлении бежать было бы глупо, ведь мы договорились пробираться в Корриентес, то есть на север, и решили не возвращаться на пароход.
— Да, верно! Но как же мы убежим?
— Пробьемся.
— Без крови не обойтись!
— Разумеется.
— Ага, я понимаю вас. Делаем вид, что прорываемся с южной стороны, а сами быстро поворачиваемся и на север?
— Да, так!
— Вы думаете, солдаты, охраняющие ранчо с севера, бросят свой пост, потому что услышат выстрелы с противоположной стороны?
— Скорее всего. И мы спокойно сбежим. Мы проберемся сквозь ограду из кактусов.
Он замер от изумления.
— Ах… так! Думаете, это удастся?
— Да. Если майор не изменит диспозицию, то удастся.
— А если нас подстрелят?
— Сомневаюсь. Чтобы подстрелить кого-то, надо его видеть или слышать.
— Сеньор, сеньор, не воображайте, что это дело такое легкое!
— Я не имею обыкновения недооценивать ситуацию.
Я продолжил, поясняя свои слова жестами:
— Имение представляет собой большой четырехугольник, в свою очередь состоящий из четырех четырехугольников, между которыми проложены четыре прямые дороги. Все они ведут к ранчо, оно находится в центре имения. Четырехугольники огорожены изгородями из кактусов. Все четыре дороги сходятся здесь, возле ранчо; с той стороны расположились солдаты. Но возле боковых сторон каждого из коралей нет никого. Часовые расставлены лишь по углам и возле выходов из поместья. В промежутке между этими постами никого нет. Там надо прорываться.
— Но как вы проберетесь сквозь ограду из кактусов? Вы израните себе все тело!
— Это при моей-то кожаной одежде? Что вы? Я не раз проделывал подобные вещи. Но тихо, я слышу шаги!
Мне почему-то не пришло в голову выставить часовых возле всех четырех тропинок. Большей неосторожности и придумать было нельзя. Как же легко они могли бы справиться с нами! Солдатам достаточно было потихоньку подкрасться и напасть на нас. Тогда сопротивляться было бы бесполезно. Но нет, вместо отряда солдат сюда медленно приближался один-единственный человек. У него не было никакого оружия, как и требуется от парламентера. Его долговязая фигура была облачена в совершенно невзрачную одежду, обычный наряд гаучо. Человек этот носил широкополую шляпу, вокруг головы его был повязан пестрый платок, туго стянутый под подбородком. Черты лица были индейскими, выглядел он очень серьезно, даже мрачно. Хотя его большие глаза смотрели неприветливо, в них чувствовались необычайный ум и сила воли.
Увидев его, наш проводник быстро вскочил, подбежал к нему, протянул руку и молвил:
— Собрино, наконец-то ты тут! Теперь все пойдет хорошо!
Строгий человек кивнул ему и ответил:
— Останься на месте! Чего ты горячишься?
— Разве тут не будешь горячиться?
— Незачем! Тебя это не касается!
— Нет уж, очень даже касается, как и любого другого. Сказано же было: вместе шли, вместе попались!
— Тебя это не касается, кузен. Тебе никто ничего не сделает. Ну а остальные пропали.
— Они — мои друзья! Я их сюда привел!
— Так они тебе еще за это и деньги должны заплатить!
— Но я же их погубил! А этот сеньор во время бури спас моей матери жизнь!
— Очень мило с его стороны. Она ему, наверное, благодарна!
— И за это его арестуют?
— Арестуют? Ба! Он умереть должен.
— Cielo!
— Чего тут страшиться? Порой люди гибнут даже от руки убийцы!
— Перестань ты все время думать о своем брате!
— Мне самому решать, когда и где думать о нем. А теперь молчи! Ты в безопасности. Я сразу тебя уведу с собой.