— Да.
— Значит, вы так и сделали. Но вы же знали, что произойдет, когда вы приведете сеньора в хижину?
— С ним только хотели перекинуться в картишки.
— Так вам сказали, а на самом деле замышлялось нечто другое. Его хотели убить.
— Santa Madona de la Cruz![51] Это неправда!
Негодование, с которым она это произнесла, было неподдельным.
— Еще какая правда. Вас и бабушку отправили бы спать, а сеньора — убили.
— Мой отец любит играть в карты, как и любой здешний мужчина, но он не убийца!
— Бедное дитя! Это заблуждение. Ваш отец водится с отъявленными бандитами. Однако не будем лучше об этом. Вам, сеньор, любопытно узнать, как я попал сюда и проник в эти тайны? Я расскажу вам про это потом. Сейчас же вы сможете взглянуть на своих убийц без всякого риска. После того как я скроюсь из вида, подождите еще примерно пять минут. Потом вместе с сеньоритой медленно направьтесь к хижине. Об остальном я позабочусь.
— Почему вы не пойдете вместе с нами?
— Потому что луна светит очень ярко и потому что вас с сеньоритой там ждут. За вами наверняка следят из окна. Поэтому, чтобы не возбудить подозрение, вам надо пойти вдвоем. Я же последую за своими товарищами, которые окольным путем уже пробрались туда, чтобы проникнуть в домик с другой стороны.
— Кто они, ваши товарищи?
— Славные ребята, сборщики чая, как и я, они не убоятся самого дьявола. Вы еще познакомитесь с ними. Итак, я ухожу, а через пять минут идите вы!
Он повернулся и скрылся в тени. Девушка отступила от меня, но я все еще крепко держал ее за запястье.
Я никак не мог поверить в то, что это дитя с невинными чертами лица было пособником банды картежников. Вероятно, девушка вообще не подозревала о том, чему помогала, до сегодняшнего вечера. Она не знала и того, что грозило моей жизни. В этом я был убежден. Я вообще был склонен признать ее невиновной по всем статьям. Девушка подождала и, когда йербатеро не мог уже ничего видеть и слышать, спросила меня:
— Сеньор, вы верите, что мой отец посягает на вашу жизнь?
— На этот вопрос я сейчас не могу дать определенного ответа, мое дитя. Вашего отца я не знаю, зато знаю, что человек, который сообщил мне это, не обманывает. Я думаю также, что у него есть основание для подозрений. Но, как бы там ни было, я полностью убежден, что вы не имели ничего общего с этим гнусным планом.
— Нет, конечно, нет, ни я, ни бабушка.
— Вы, наверное, очень любите свою бабушку?
— Очень, сеньор, гораздо больше, чем отца.
— И, однако, ее вы тоже использовали как приманку, чтобы привести меня в хижину!
— Мне так велели.
— Но вы так артистично выполняли ваше задание, как будто в подобных делах чрезвычайно опытны. Вы отлично умеете притворяться.
— Dios![52] Так к этому же привыкаешь, если часто делаешь.
Я едва удержался от смеха, выслушав эти слова и тон, которым они произносились. Эта легкомысленная девушка не привыкла, видно, думать над тем, что делала. Можно было предвидеть, что она плохо кончит, но помочь ей я ничем не мог. Поэтому я замолчал, а по прошествии пяти минут мы пошли к дому.
Луна очень ярко высвечивала местность, лежавшую между нами и хижиной. Из ее окна мы были, безусловно, хорошо видны. Мы не прошли еще и половины пути, как девушка спросила меня:
— Как вы думаете, сеньор, люди, которые остановили нас, обойдутся с моим отцом, наверное, сурово?
— У них, пожалуй, нет повода обращаться с ним хорошо.
— Тогда мне надо предупредить тех, кто в хижине.
Я не предполагал, что она может сбежать, и держал ее руку не так крепко, как до этого. Она вырвалась и побежала. Но я несколькими прыжками снова настиг ее и схватил за руку.
— Стойте, сеньорита, не расставаться же нам наскоро, не попрощавшись. Невежливо было бы не поблагодарить обитель, в которую вы направлялись.
Она испустила глубокий раздосадованный вздох, но теперь уже не говорила больше ни слова и послушно следовала за мной. Мы подошли к хижине. Но не успели отворить дверь, как она распахнулась изнутри, и при свете горящей лампы я увидел человека, чья голова была повязана пестрым платком, — так обвязываются платками гаучо, пропуская их поверх шляпы и под подбородком. Лицо мужчины я разглядеть не мог, поскольку он стоял спиной к свету.
— Наконец, наконец! — воскликнул он. — Твоя бабушка изболелась, ожидая лекарство.
— Это ты, кузен? — изумленно спросила она. — Сегодня, да еще так поздно, мы тебя не ждали.