— Это очень неприятно. Нельзя ли вернуть ее назад?
— Нет, ведь он мне уже заплатил. Взгляните сюда!
Он разжал руку и показал мне горстку бумажных талеров.
— Тогда я выкуплю у него лошадь, — сказала дама. — Если моих денег недостаточно, то я одолжу у вас, а тотчас после прибытия в Сан-Хосе верну вам долг.
— Я с удовольствием предоставлю вам мои средства, сеньора, — ответил я. — Пожалуйста, подойдите к тому человеку! Посмотрим, согласится ли он на это.
— Он не сможет отклонить подобную просьбу. Если он так поступит, то никакой он не кабальеро.
К сожалению, она ошиблась. Мужчина предпочел бы скорее отказаться от звания кабальеро, нежели неизвестно насколько задержаться в пустынной местности. Когда я объяснил это даме, та указала на мою лошадь и промолвила:
— Из всех ваших лошадей эта самая лучшая и самая крепкая. Кто ездит на ней?
— Я, сеньора.
— Как вы думаете, она сможет выдержать двух человек?
Я чуть не рассмеялся.
— Она достаточно сильна для этого, — ответил я как можно серьезнее.
— Тогда я могла бы сесть у вас за спиной. Я крепко прижмусь к вам, если вас это не смутит. Шляпку вы привяжете к седлу. На седле и на крупе лошади мы расстелем мой платок. Если вы согласитесь, то можете рассчитывать на мою величайшую благодарность.
— Я с большим удовольствием готов это сделать.
— Вас знают в Сан-Хосе, сеньор?
— Я никогда не был там. В этой стране я лишь со вчерашнего дня.
— И вы уже определили, где остановитесь?
— Конечно, на почтовой станции.
— Нет, вы не должны там останавливаться. На это я не могу согласиться. Вы обязаны направиться ко мне в гости. Я представлю вас моему брату, и вы непременно станете участником моей чудесной тертульи.
— Это невозможно, сеньора, ведь тогда мне бы понадобился костюм, которого у меня нет. Стало быть, придется мне отказаться от посещения рая, который вы так любезно мне предложили.
Лицо ее лучилось от удовольствия.
— Рай! — сказала она. — Ваши слова свидетельствуют, что вы поэт! Но врата рая не останутся для вас закрытыми. Вы можете появиться и в этом костюме. Я прощаю вас, вы вправе рассчитывать на самый любезный прием. Итак, мы едем?
— Конечно.
— А вы принимаете мое приглашение?
— Если я могу положиться на вашу снисходительность, то да.
— Вам ни к чему просить меня о снисходительности. Вы встретите у меня самых уважаемых людей и увидите первых красавиц города. Теперь я вдвойне радуюсь нынешней вечеринке. Мой сын тоже получил приглашение и прибудет из Мерседеса, где в настоящее время расквартирован его эскадрон. Он — капитан и служит под командованием Латорре, о котором вы, вероятно, уже слышали, хотя и прибыли сюда совсем недавно.
— Разумеется, слышал. Возможно, я смогу сообщить вашему сыну нечто очень важное. Вы когда-нибудь видели Латорре?
— Нет еще.
— Я так и думал! Господина капитана ожидает небольшой сюрприз. Но о нем позже. Вы позволите мне стать вашим лекарем? Ваше лицо, к несчастью, поранено осколками оконного стекла.
Я отвел даму к воде, чтобы носовым платком вытереть кровь с ее лица, а затем узкими полосками пластыря заклеил царапины на коже. Разумеется, это не украсило ее, но иначе поступить было нельзя.
Впрочем, судя по внешности, сеньора вовсе не принадлежала к числу ксантипп[81], то бишь сварливых женщин. Правда, она была худощавой и долговязой и только что пребывала в гневе. Однако теперь успокоилась и производила впечатление энергичной, но добродушной женщины. Прежде она, несомненно, была красавицей, а ее поведение доказывало, что она — хозяйка дома, который, по здешним понятиям, можно назвать утонченным.
Когда мы вернулись к дилижансу, я увидел, что одну из двух упавших лошадей уже отпрягли. Подняться она не могла. Ее оттащили за ногу в сторону и оставили лежать там. Лошадь фыркала и стонала, очевидно, ее мучили сильные боли. Тащили ее, обвязав ей ногу лассо; подходить ближе не решились, опасаясь ударов копытами.
— Что с ней? — спросил я.
— Ногу себе сломала, — ответил майораль. — Никуда теперь не годится.
— Какая нога сломана?
— Задняя левая.
— Значит, та самая, за которую вы тащили ее! Вы не подумали, что без всякой нужды причиняете ей мучительную боль?
81
Ксантиппа — жена античного афинского философа Сократа; согласно эллинской традиции, считалась необыкновенно сварливой женщиной; ее имя стало нарицательным для обозначения соответствующего психологического типа представительниц прекрасного пола.